Вадим Бабенко - Место Карантина

«Разрешите спросить?» – поднимаю я руку, как в классе.

«Зачем? – удивляется Нестор. – Ничего путного вы пока не спросите. – И продолжает: – Слушайте дальше: на каждой локальной бране – своя физика со своими значениями мировых констант, но некоторые глобальные законы остаются верными везде и всегда. Также, на каждой бране – свои причинно-следственные связи и время течет по-своему, потому, к примеру, здесь, во второй жизни, сосуществуют индивидуумы, земная жизнь которых происходила в разные века. Впрочем, больших временных расхождений не наблюдается – никто не знает, почему. Мы не можем сказать, когда – в „нашем“, здешнем отсчете времени – существовала „ваша“ брана и создавались Объекты Б, образы индивидуальных людских сознаний. Мы также не знаем, существуют ли до сих пор ваша брана и ваша земная цивилизация. По крайней мере, пока никто из вновь прибывших не сообщил нам ни о какой катастрофе, угрожающей ей гибелью. Уточню кстати, что только воспоминания помогают нам узнать хоть что-то про первую, земную жизнь. Никакие материальные сущности одних бран, естественно, не доступны на других бранах – обмен информацией осуществляется только через Объекты Б. К счастью, у многих память восстанавливается почти полностью, это относится и к деятелям науки – можете себе представить, с какой горячностью они, попавшие в новый мир, взялись за пересмотр всех концепций. Вам, Тео, тоже будет чем заняться – надо сказать, вас здесь заждались. Всё же, вас считают первопроходцем, связавшим сознание с материей-энергией и определившим его место в структуре мира. Все, кто жил там позже вас, но попал сюда раньше, знают ваши работы, вашу знаменитую статью о главном – да еще, к тому же, вас не стало сразу после ее появления: интрига, интрига! Но и если забыть об интригах, в теории консионов, как мы ее видим здесь, есть белые пятна – вы, Тео, влившись, так сказать, в ряды, должны помочь их заполнить, а потом двинуться дальше; работы непочатый край. Конечно, это непросто – восстанавливать теорию такой сложности по памяти многих людей без первоисточника. Информацию собирали по крупицам, и тут такая удача – вы явились собственной персоной. Пардон, я увлекся – конечно же, никто не желал вашей смерти…»

Все это он проговаривает без пауз, как давно заученный и много раз повторенный текст. Будто зачитывает мне правило Миранды – «Вы имеете право хранить молчание…» – или рассказывает, как вести себя в тюремной камере. «Консионы» – отпечатывается у меня в мозгу. Я знаю, с этим было связано много. Больше, чем с Тиной? Вполне возможно. Что за формула приходила мне в голову перед сном? Гамильтониан 7 7 В квантовой теории – оператор полной энергии системы. ? Интеграл действия?..

«Вернемся к вашей конкретной бране – и поведем отсчет от вашей конкретной жизни, – продолжает Нестор, глядя чуть вбок. – Четырнадцать миллиардов лет до того – привычных вам земных лет – ваша брана начала расширяться. Это важно само по себе, но мы отметим еще и одну частность, которую нельзя обойти, говоря конкретно о вас. Именно тогда случился первый – и ярчайший! – пример явления, с которым вы связали свою жизнь. Я даже завидую вам немного: вы скоро вспомните все и многое из этого красиво. Гармонично, прекрасно и – вот вам подсказка – симметрично , до известного предела, конечно. Но вы, Тео, не из тех, кто просто любуется красивой вещью. Вам нужно препарировать красоту, узнать ее подоплеку. И тут вы далеко шагнули, это нужно признать!»

В его голосе наконец появляются эмоции. Нестор переводит взгляд на меня, поправляет очки и ободряюще кивает. Его облик неуловимо меняется, почти вся официальность пропадает куда-то. Он теперь смотрит на меня, как сообщник, подельщик, даже будто прищуривается лукаво и говорит: «Представьте себе карандаш, стоящий вертикально на острие – это вам что-нибудь напоминает? Вообразите шарик в центре выпуклого дна бутылки – не сидит ли это в вашей памяти занозой? Симметрия манила вас лишь одним – моментом своей гибели. Точкой конца, распада, шагом к несовершенству. Карандаш, отклонившись на микрон, уже не возвращается к вертикали – нет, он падает с громким стуком, пугая соседей по библиотеке. Вас даже могут вывести из зала – вы смоделировали катаклизм, катастрофу! Момент нарушения симметрии – это переход от невероятного к вероятному, от редкого к частому, от запертого внутри – к свободе. И за это всегда есть плата – энергетический выброс!»

«Да, – продолжает он, помолчав, – огромный выброс, невероятная мощь. Это мощь геометрии – она беспощаднее, чем любая другая сила. Тогда, четырнадцать миллиардов лет назад, ваш миниатюрный начальный космос был симметричен до предела. Он существовал в виде сложнейшей фигуры, переплетенной во множестве измерений. Чтобы создать такой клубок, потребовалась вся энергия предыдущей браны, которая исчезла, коллапсировав сама в себя. Доведенное до максимума сжатия, пространство приняло идеальную форму, уместившись в крохотную крупинку немыслимой плотности и температуры. Это был предел совершенства – и жизнь его, как жизнь всякого идеала, была предельно, исчезающе коротка. Напряжение всех сплетений было столь велико, что первый же квант изъяна, мельчайшая флуктуация, как чье-то сомнение или косой взгляд, привели к необратимому. Карандаш отклонился, и уже ничто не могло его удержать. Ткань пространства затрещала по швам и лопнула с оглушительным треском. Часть его вновь свернулась – в узкую трубку – и осталась таковой навсегда, другая же стала расширяться с совершенно безумной скоростью – в длину, ширину и глубину. Великая удача отметила вашу брану: она – случайным образом! – оказалась трехмерной».

«Шанс… Белковые структуры… Жизнь…» – бормочу я негромко. Что-то шевелится в памяти, какие-то уравнения, диаграммы.

«Именно! – восклицает Нестор и ухмыляется – он за меня рад. Так воспитательница детсада рада за ребенка, сложившего слово „мама“. – Именно шанс – а для некоторых, включая вас, Тео, факт трехмерности стал еще и путеводным светом, лучом из тьмы, влекущим в зыбкие дали. Вы скоро вспомните свое детство, школу, занятия в лаборатории физики, которые вы посещали с таким усердием. Вы были подростком, тяготеющим к мастурбации, и заслушивались учителя, угрюмого человека с сальными волосами и горбатой спиной. Наверное, он тоже мастурбировал не переставая – женщины обходили его стороной – но вас с ним связывало не это. Он заронил в вас искру, поведав с маниакальной страстью о трех измерениях вашей вселенной как необходимом условии существования жизни. Вы представляли по его рассказам и наивным формулам на школьной доске, как в каком-нибудь четырехмерном космосе все падало бы друг на друга – планеты на звезды, электроны на атомы – а в двухмерном, наоборот, разлеталось бы безудержно, без остановки. Никакая жизнь не была бы возможна при количестве измерений, не равном трем! Вы, как и учитель-физик, были потрясены случайностью выбора, и оброненное им „рука Создателя“ навсегда запало вам в душу. Потом, повзрослев, вы стали искать следы, тайники случайности и поняли, что они кроются в событиях, описываемых словами „нарушение симметрии“ – какой-либо из симметрий мироздания. Так у вас и пошло: сначала кварки 8 8 Кварк – одна из элементарных частиц, не имеющих внутренней структуры. , потом бозоны 9 9 Частицы, обладающие нулевым или целым спином и подчиняющиеся статистике Бозе-Эйнштейна. К ним относятся, например, фотоны (кванты света). – переносчики фундаментальных сил, после – квантовые поля в ткани мозга, конденсация квазичастиц, и наконец – консионы, их вихри, „запись“ нашей памяти на метабрану. То, из-за чего на Карантине – и не только – вы являетесь селебрити своего рода. Но мы слишком много говорим о вас, давайте-ка вернемся к хронологии…»