Андрей Киров - КУПОЛ

Ведущая к парку улица Московская – центральная в их городе, выходила к муниципалитету. Справа располагался Центральный рынок, за ним – городской парк с аттракционами, танцплощадкой, памятником былинному богатырю, стоящему на террасе, выложенной красной плиткой. С террасы открывался вид на реку и прилегающие окрестности.

Подходя к перекрёстку с улицей Льва Толстого, он услышал шум автомобиля, и был удивлён, потому что привык к мысли, что кроме него и бомжа в городе никого нет. Шум приближался; из-за кирпичного забора мебельного магазина, выходящего углом на пересечении улиц, на скорости, словно взбесившийся носорог, вылетел серебристый внедорожник и, не справившись с управлением, – на повороте его занесло так, что он чуть не перевернулся, – боком налетел на фонарный столб. От удара его швырнуло в другую сторону, протащило юзом несколько метров и опрокинуло на другой бок, выбросив на тротуар, как штормом каравеллу на берег. Из брюха автомобиля потёк бензин и повалил густой чёрный дым. Всё произошло так быстро, что Антон глазом моргнуть не состоялся как Зиккурат Антихрист. В ушах застыл оглушительный скрежет, тупой удар, и лопающийся звук стекла. Несколько секунд он находился словно в ступоре, потеряв способность соображать, потом его что-то толкнуло, и он бросился к внедорожнику, боясь, что тот может взорваться в любую минуту и, начал с остервенением рвать на себя снизу вверх дверцу, что было крайне неудобно в его положении. Когда, наконец, с невероятным трудом ему удалось её открыть, он увидел внутри салона красивую черноволосую девушку, лежащую в неудобной позе – отчасти на сидении, дверце и стекле. Антон, просунув руки ей под мышки и, соединив их в замок на груди, удивляясь, откуда взялись только силы, выдернул девицу из салона, и отбежав на безопасное расстояние, осторожно опустил её на землю. И вовремя: автомобиль взорвался, разлетаясь в стороны отдельными частями – в салоне бушевало пламя.

Девушка тяжело дышала. Из легких с хрипом и свистом, как из порванных мехов, выходил воздух, взгляд широко открытых глаз скользил по предметам, не останавливаясь на них. По лбу, с прилипшими прядями волос, текла на щёку кровь, спускаясь тонкой струйкой на шею, ключицу, и дальше – на грудь, в ложбинку, затекая на медальон на золотой цепочке. Одна штанина светло-голубых джинсов была разорвана на голени, обнажив набухшую тёмно-вишнёвыми каплями крови, ссадину, словно по ноге провели наждаком. Это была шестнадцатилетняя Полина – дочка местного криминального авторитета. Говорили, что она наркоманка, что отец бьет её, по суткам держит в подвале на цепи, как собаку, после очередного ширялова, морит голодом, чтобы отучить от этой заразы. «Потерпи маленько», – шептал Антон, лихорадочно соображая, что делать, и, осторожно положив её голову к себе на полусогнутую руку, другой стирал платком кровь с щеки и шеи. Но девица не реагировала на него, находясь в шоковом полуобморочном, а может и под воздействием наркотика, состоянии, блуждая невидящим взглядом в пространстве. Поняв, что так он ничего не добьется, Антон бережно положил её на асфальт, и побежал к ближайшему коммерческому аптечному магазинчику, расположенному в десяти шагах, за догорающим джипом, рядом с магазином «Ваш сад». Мало понимая, какие медицинские препараты нужны в таких случаях, он, когда оказался внутри магазинчика перед стеллажами, начал сгребать в полиэтиленовый пакет всё подряд: гигиенические бинты, одноразовые шприцы, ампулы в коробках, ещё какие-то медикаменты, о назначении которых имел смутное представление. Он не знал как пользоваться ими, и не имел никакого понятия как поступить в конкретном случае, сообразив, что в первую очередь нужно перебинтовать голову девушки и другие кровоточащие места, чтобы остановить текущую кровь.

Когда он вернулся, понял, что медикаменты уже не понадобятся: девица умерла. Он догадался по её застывшему взгляду открытых глаз и отсутствию дыхания. Кровь на шее и груди начала густеть, принимая тёмный маслянистый оттенок.

Антон бросил на землю пакет с уже ненужными медикаментами, словно в прострации присел на корточки около умершей девушки, взял её руку, машинально пощупал запястье, усеянное тёмно-синими точками уколов, пытаясь найти пульс, но не нашёл, как во сне приподнял её голову, пристально всматриваясь в красивое лицо, глаза, губы с запёкшейся кровяной коркой, открывающие белую полоску зубов, словно хотел запомнить и понять, до конца отказываясь верить, что девушка действительно умерла. Наконец, когда до него дошло, что это случилось на самом деле, что дурной сон, преследующий его с утра обернулся кошмаром, острая жалость пронзила его к красивой юной девушке, погибшей таким нелепым образом, несмотря на то, что он совсем её не знал, у него сдали нервы. Ему захотелось завыть, ярость и страсть к разрушению проснулись в нём. Он вскочил с колен, схватил обломок кирпича, и бросил его в первую, попавшую на глаза, витрину магазина. Стеклянная вертикаль раскололась, тяжело рухнула на асфальт и разлетелась осколками в разные стороны. Он бросился вовнутрь, – это оказался магазин верхней одежды, – и принялся крушить всё подряд: стойки с кожаным плащами, пиджаками, костюмами и джинсами, стеллажи со свитерами и рубашками, кассовые аппараты, столы и перегородки. Выпустив пар, опомнился, слегка отдышался, выбрал из вороха одежды длинный кожаный плащ, вернулся к умершей девушке, обернул её им, поднял с земли, взвалил на плечо и, как в тумане, не совсем отдавая себе отчета в действиях и, не совсем понимая куда идти, направился в сторону муниципалитета.

Когда оказался на лужайке перед площадью с памятником вождю мирового пролетариата, – за ним располагалось трёхэтажное здание муниципалитета с обвисшим флагом, – Антон опомнился, остановился, как вкопанный, задавшись вопросом, куда я иду с мёртвой девушкой на плече сильно уставший. Потом, что- то решив, он тут же, среди маленьких фигур славянского эпоса из гранита, бережно опустил её на траву, сходил за лопатой в магазин хозяйственных товаров, выкопал яму и похоронил, предварительно закутав голову махровым полотенцем с изображением Микки-Мауса, чтобы не засыпать землей красивое, не изуродованное смертью, лицо девушки с открытыми глазами; их он не осмелился прикоснуться к ним рукой, чтобы закрыть, как это делают покойникам. Сделав холмик, отряхнул песок с колен, принёс из коммерческого магазинчика плетёную корзину с цветами. Тут был целый набор благородных цветов, о каких только может мечтать женщина, чтобы их подарил ей кавалер: чайные розы, хризантемы, каллы, тюльпаны, еще какие-то красивые цветы, названия которых он даже не имел представления, что они могут – их завезти – на продажу в такой город-окг, заросший лопухами и крапивой по околице в середине шестнадцатого века. Поставил в изголовье, решив в ближайшие дни привезти на тележке мраморный крест из похоронного бюро и вкопать его.