Валентин Беляков - Восход видит

– В новостях говорили, что он просто убил их… – прошептал я, закусив нижнюю губу и вцепившись в подлокотники стула.

– Он и убил. На подлёте к Сатурну Восход испепелил исследователей вместе с кораблём. Даже не на атомы – на элементарные частицы. Астрофизики поражались, как столь мощный взрыв не разнёс Сатурн, некоторые даже говорили, что это очередная иллюзия, но катастрофу видели все мощные телескопы Земли, а потом зонды уловили многие долетевшие от взрыва частицы. Я молчал. В ушах до сих пор стоял голос «Восход видит, что все они нереальны. Восход видит. Восход…».

– Но это не страшно, – сказала вдруг Наоми.

– Что не страшно?! – я не понял её, потому что страшно в этой истории было абсолютно всё.

– Не страшно, что он свёл их с ума. Не страшно, что распылил. Это могут и люди, если постараются. Знаешь, что действительно страшно?..

Я взглянул на приятельницу с беспокойством: с такой интонацией обычно разговаривают мои пациенты. Наоми тяжело дышала, на глазах теряя самообладание:

– …Потом он собрал их вновь. Воссоздал до последнего атома. Не только руки, ноги, кишки – Восход восстановил мозги космонавтов до последней нейронной связи, так что не потерялось ни одной черты характера, ни одного воспоминания. Он вернул их души, чёрт подери, из небытия, понимаешь, Райто?! – Наоми почти кричала, возмущённо и испуганно, как будто это я был виновен в тех событиях. На фоне кофейной кожи лица белки выпученных глаз выделялись особенно ярко. Но, думаю, я сам выглядел не намного лучше, оглушённый смыслом её слов.

– Поэтому вы считаете его разумным?

– Не только. Весь Айсберг трудится над тем, чтобы вывести для Восхода хоть какую-то закономерность: периодичность свечения, чередование форм – что угодно, лишь бы последовательное. Но он нарушает собственные правила снова и снова, постоянно удивляя нас все эти тридцать лет. Будто насмехается.

– Но ведь правила придумываете вы. Нельзя исключить вероятность, что вы просто ошибаетесь.

– Не-ет, ты не понимаешь: ни одно физическое тело не может быть настолько хаотичным. Восход хаотичен нарочно.

Это было сказано с такой железобетонной убеждённостью, что я даже не попытался спорить. Тем более, мои мысли уже были заняты другим.

– Выходит, космонавты всё же вернулись домой… Что они рассказали?

– Многое. Они охотно пересказывали свой опыт, только никто ничего толком не понял. Насчёт некоторых аспектов их тщательно допросили…

Почему-то мне очень не понравилось, каким образом Наоми произнесла эти слова.

– Но подробные отчёты об этом уже более засекречены. Расспросишь подробнее у психологов нижних уровней, когда тебя повысят. Если честно, всё, чем мы занимаемся здесь, наверху, это просто наблюдения и описания, плюс сотрудничество с внешним миром. Настоящая наука, которой предстоит спасти человечество, создаётся в глубине. Там ты сможешь даже лично поговорить с участниками экспедиции, если, конечно, заслужишь доверие доктора Шпилляйтера.

– Было бы здо… погоди, что?! – я аж подпрыгнул на удобном крутящемся стуле архива.

– Ну да! А ты думал, их просто-напросто отпустили гулять по Земле? Это ведь уже не те люди, пускай даже с идентичными телами и разумами. Восход прожевал их, переварил и слепил заново по невообразимой технологии. Мало ли, что он засунул в них! Может, эти люди – бомбы с часовым механизмом. Возможно, их вообще следовало уничтожить, но получаемая от них информация слишком ценна.

– Но они же столько перенесли… – возмущённо ответил я, в груди начинал закипать гнев, хотя я и понимал, что приятельница права с практической точки зрения, – можно сказать, они герои, а их тридцать лет держат в подвале, вместо того, чтобы отпустить к своим семьям! Близкие космонавтов, как и весь мир, считают их погибшими! Не такого отношения я бы ждал, если бы был героем Земли.

– Они знали, на что идут, Райто. И сейчас они продолжают работать на благо человечества: рассказывать всё, что узнали, заниматься исследованиями…

– Можешь ещё раз показать фотографии участников первой экспедиции? – попросил я. Смутная неоформленная тревога засела в мозгу, как заноза.

– Конечно. Можно даже открыть личные дела, а что? – Она оттеснила меня от клавиатуры и принялась вводить запрос.

– Один из космонавтов показался мне знакомым.

– Ты ведь понимаешь, что это невозможно? – усмехнулась она. – Тридцать лет назад тебя ещё на свете не было, а после этого они, по твоему собственному выражению, «сидели в подвале».

Но я уже не слушал её. На экране появилась фотография высокого мужчины, темноволосого, широкоплечего и улыбающегося. На вид ему было около тридцати трёх. Крупные руки сложены на толстой книге, скорее всего, «Тысяча и одной гипотезе о Восходе», крупные правильные черты лица сразу вызывают симпатию и доверие. Подпись возле фотографии гласила: «доктор Джозеф К. Твин. Родился в две тысячи двадцать восьмом году, ошибочно считался погибшим в две тысячи шестьдесят первом. Астрофизик, авророфизик. Возглавлял первую экспедицию к объекту „Восход“».

– Это… – проговорил я на вдохе, поперхнулся, хотел продолжить, но заставил себя умолкнуть. Какому психиатру хочется прослыть сумасшедшим? Что подумает Наоми, если я вот так возьму и выложу: «Это никакой не доктор Джозеф К. Твин, это мистер Ричард Феникс, мой отец».

– Ты не знаешь, был ли у него брат? – невнятно спросил я, хотя был уверен, что даже близнецы не могут быть столь идентичными.

– Без понятия. Почитай его биографию в личном деле. А если останутся вопросы, сможешь сам их ему задать, когда попадёшь вниз. Вот и дополнительная мотивация для продвижения по службе.

Столько потрясений и загадок за один день… Меня это мотивирует скорее зарыть голову в песок. Я поблагодарил Наоми за экскурсию и просвещение насчёт Восхода и, наконец, отправился в свой кабинет. Нужно было проанализировать кучу анкет о психологическом состоянии, которые заполнили все сотрудники центра. Конечно, основной мой профиль – психиатрия, а не клиническая психология, но, не буду скромничать, я довольно широкопрофильный специалист. А других в Айсберг и не берут.

Можно без преувеличения сказать, что этот комплекс – средоточие величайших умов нашего времени. Но, несмотря на высокий интеллект, некоторые из сотрудников, как я выяснил, не избавлены от суеверий. В разгар рабочего дня ко мне в кабинет аккуратно, почти робко постучались.

– Да-да, войдите. – Мой кабинет находился в медицинском отсеке десятого уровня, поэтому нужно было получить специальный талон, чтобы туда попасть. Так что я знал, что меня не отвлекут по пустякам: этого человека уже направили ко мне.

– Доктор Райто Феникс? – на всякий случай спросил низенький молодой человек в очках с тонкой оправой. Я узнал его: видел сегодня утром в обсерватории. Кажется, он делал ставку на то, что я скажу «где он?».