Валентин Беляков - Восход видит

– Ну да, это я, Райто, собственной персоной, не близнец и не самозванец, – ответил я, дружественно улыбнувшись. Но астроном, похоже, не оценил моего юмора.

– Да, конечно, меня же к вам направили. Но всё равно не шутите так.

– Простите. Присядьте на кушетку и расскажите, что вас беспокоит, – я извинился, так как опасался, что нарушил какое-то негласное правило Айсберга. Кушетка больше напоминала уютное кресло и была даже покрыта пледом. Вообще, в помещении, в котором я принимал пациентов, было много разных мелочей, и обстановка получалась даже более домашняя и расслабляющая, чем в моей жилой комнате. В принципе, вполне логично, раз сюда приходят те, кому Айсберг особенно действует на нервы.

– «Доктор» перед вашим именем означает только то, что вы врач, или вы уже и докторскую защитили? – вдруг спросил он.

– Я… Нет, я кандидат наук, но ещё не доктор.

– И всё же, вы уже в Айсберге… Сколько вам лет, если можно спросить?

– Двадцать восемь, – я не показывал лёгкое раздражение, которое у меня начал вызывать этот человек. Как говорится, обычно вопросы задаю я, но я не дал ему ввести меня в замешательство, догадавшись о предпосылке вопроса: – вы сомневаетесь в моей компетенции?

Маленький человек промолчал. По моим прикидкам, он был ниже меня почти на голову и субтильнее, хотя я и сам ростом и телосложением пошёл не в отца. А вот возраст при первой встрече я определил неверно: в бодром белом свете обсерватории астроном показался мне совсем молодым парнем, но теперь я понимал: он старше меня на несколько лет.

– Просто мне очень тревожно, доктор, – вздохнул посетитель. Из голоса исчезли намёки на напористость, – я немного почитал о вас в сводке о сотрудниках. Ваша основная работа посвящена снам?

– Ну, не совсем снам, а физиологическим и биоэлектрическим процессам в коре больших полушарий головного мозга в некоторых фазах сна и способам их медикаментозной…

– Мне в последние дни снятся очень странные сны, – медленно и тихо проговорил он, явно не слушая меня. Да что я ему, толкователь? Хотя, во время рассказа о сне я куда больше узнаю о том, что его беспокоит, по интонациям и его собственным комментариям, попыткам истолкования.

– Это и есть то, на что вы жалуетесь?

– Да.

– Отлично, тогда заполните небольшую анкету и начинайте рассказывать.

Он откинулся на кушетку, снял очки и положил на столик рядом. Задумчиво потёр переносицу. Я вывел на небольшой экран у кресла электронную анкету, пациент заполнил своё имя и некоторые личные данные. Далее последовали вопросы о примерной средней длительности сна в сутки, проблемах при засыпании и подъёме, прерывистости ночного сна, принимаемых лекарствах, пристрастии к алкоголю и прочее в этом духе. И, наконец, мужчина начал подробно, с паузами пересказывать мне свои сны. Иногда ему трудно было формулировать образы словами, он что-то изображал пальцами в воздухе и болезненно хмурился. Это не было озвучено, но я догадался, что он подозревает в качестве причины снов влияние Восхода.

– На каком уровне вы живёте? – спросил я во время очередной напряжённой паузы.

– Уровне? – он словно всплыл из неглубокого транса. – Двадцатый.

– Угу, – важно кивнул я, – тогда, разумеется, исключены любые причины, связанные с воздействием извне.

При этих словах он шумно выдохнул.

– Но мне рассказывать до конца?

– Да, разумеется.

Выговориться ему уж точно не помешает. Меня проинструктировали по поводу любых проявлений, напоминающих влияние Восхода, и если кратко, инструкции сводились вот к чему: сообщать обо всём, хоть немного подозрительном. Поэтому я, разумеется, составлю отчёт, а также прогоню все подробности его снов через специальную нейросеть, определяющую ВВВ – «вероятность воздействия Восхода». Но я решил напрасно не беспокоить беднягу: то, что мне пришлось выслушивать, не тянуло даже на сюжет для моих собственных галлюцинаций, что уж говорить о грёзах, насланных могущественным внепланетным разумом. Боже, это же просто унылый побочный продукт подсознания перетрудившегося научного работника…

– …А эти лягушата…

– Младенцы-лягушки, доктор. Они были не детёнышами лягушек, а именно человеческими младенцами с чертами взрослой лягушки.

– Допустим. Они смеялись презрительно или скорее вызывающе?

– Думаю, всё-таки презрительно. И знаете, как-то театрально, что ли.

– Окей, – я записал очередную бессмысленную подробность, нужную исключительно для ВВВ-нейросети.

– Я выпишу вам седативное, но раз проблем с внезапным ночным пробуждением не возникало…

Не успел я сказать, что не буду прописывать ему снотворное, как кабинет залил оранжевый свет. Свет настолько внезапный и яркий, что мне показалось, будто мы очутились внутри гигантского пульсирующего мандарина. А потом раздался голос:

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Внимание всем сотрудникам Айсберга. Объект «Восход» зарегистрирован в оранжевой зоне. Повторяю: объект «Восход» вновь найден и располагается в оранжевой зоне. Всем сотрудникам основного состава со специализацией от нуля до тридцати немедленно занять свои позиции. Всем сотрудникам запасного состава и с номером специализации больше тридцати немедленно пройти на защищённые уровни. Следуйте инструкциям на информационных табло. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Понятное дело, спокойствием тут и не пахло. У меня появилось чувство, будто все мои потроха переложили колотым льдом, как в мясном магазине. Астроном, авророфизик, или кто он там, встал и направился к двери, не сказав ни слова, даже забыл надеть очки. Его лицо побелело, хотя в рыжем свете не столь заметно, и покрылось влагой, как лягушачье брюшко.

– Вы в порядке? – спросил я, тоже вскочив со стула, схватив со столика очки пациента и догнав его. – Точно сможете дойти, куда нужно?

– Это мой долг. Идите в укрытие. И молитесь своим богам, или в кого вы там верите.

– Что такое оранжевая зона? – спросил я напоследок, перекрикивая синтетический женский голос, бесстрастный и властный, нагоняющий жуть.

– Он в Солнечной Системе. Как в шестидесятых, – бросил напоследок маленький человек, который боялся собственных снов. И я потерял его в потоке других людей, направляющихся наверх, а меня самого увлёк встречный поток: сотрудники со специализацией тридцать один точка ноль, тридцать один точка один, тридцать два и так далее. Мы работали не с Восходом, а с людьми, которые работают с Восходом, поэтому спешили в укрытие. Чтобы потом, когда всё закончится, залечить их телесные и душевные раны, накормить их, поддерживать Айсберг в рабочем состоянии. Если всё это к тому времени ещё будет иметь значение.