Михаил Коротунов - Организация пространства

Тут что-то коснулось его плеча. С трудом поворачивая голову, летчик оглянулся, и вблизи плеча увидел… СИНЮЮ ОКРОВАВЛЕННУЮ РУКУ!

На КДП наблюдали за подходом очередного самолета, как вдруг обнаружилась некая странность. Летчик то опускался ниже назначенной высоты, то напротив, взлетал свечкой в небо. РП проревел в микрофон- это что еще за балет! Прекратить немедленно! В динамиках раздался голос с того света- в задней кабине смерть!

– Повторите, не понял!

– Там смерть!

Самолёт, в очередной раз опустив нос, пошел к земле.

По летному полю летели пожарная, санитарная, инженерная машины и машина комполка.

Самолет то почти касался земли, и все закрывали в испуге глаза, то подпрыгивал на 200—300 метров, маневрируя то вправо, то влево. Наконец, к удивлению окружающих, самолет довольно чисто сел, после короткой пробежки остановился и из открывшейся кабины на крыло выпал летчик. Наконец ему посчастливилось нырнуть в долгожданный покой. Вокруг суетились люди, а он лежал и блаженно улыбался, послав к чертям все земные заботы. Из этого сказочного блаженства его вывел заботливо подсунутый доктором тампон с нашатырем. Ну, что еще надо этим садистам, сказано уже, в кабине смерть! Дайте поспать!

– Что произошло? Комполка спрашивал скорее риторически, всем понятно, людей можно заставлять но, есть предел…

– Там СМЕРТЬ!

Больше всего летчику хотелось покоя.

– Вы там фонарь протрите, кровь у него из носа скорее всего- комполка давал указания медикам.

А медики с укоризной смотрели на комполка – довел людей, сами падают, сбивать не надо. Ладно, протрем, жалко перекиси, что ли. Людей бы пожалеть, с ума сходят уже.

Санитар, стоя на крыле, протирал смоченным в перекиси тампоном фонарь, а когда сфокусировал взгляд на заднюю кабину, тихо осел на крыло, выронив тампон и бутылочку.

Все теперь бросились к санитару. Врач сделал самое простое и доступное- дал и ему дохнуть нашатыря. Судорожно вскакивая и снова проваливаясь в кому санитар успел сообщить:

– ТАМ СМЕРТЬ!

Теперь все решились присмотреться к кабине стрелка.

Еще не отойдя от холода, с синеющими руками, со следами крови на изодранных пальцах, солдатик, трясясь всем телом, встал в полный рост.

Да, что тут скажешь?

И впрямь, СМЕРТЬ!

Дядька Митька получил к 43-му году три ордена и его после очередного ранения, как имевшего образование, отправили домой на восстановление Донбасса. В городе его направили на работу в горком. Остаток войны прошли для него и всей его семьи довольно сытно. Успел построить дом. Пусть этот дом был так себе, из чего было слепленный, но в послевоенном городе это был всё же дом.

Как-то приезжает к нему, то ли ординарец его, то ли адъютант, теперь не вспомнить. Сели, выпили. Вспомнили павших, расспросили про живых. Этот, боевой товарищ, рассказал, что село его сожгли, родни нет. Куда деваться не знает.

Дядька Митька ему и говорит, мол, оставайся у нас. Люди нужны. В общежитие определим. А что ни кола, ни двора не горюй, кабанчика заведи! Да хоть у нас в сарае! Выкормишь – пригласишь на свежину, я подскажу кого, раззнакомишься, людей узнаешь, они с материалами помогут, построишься. Женим тебя. Чего еще искать?

Сказано – сделано! Завели поросенка. Лымпавуцкий —бабушка по другому не могла произносить его фамилию, и какая она была теперь не вспомнить – познакомился с хорошенькой дивчиной на почве приобретения помоев из столовой, женился, и дело пошло. Отходы в ведрах таскают, кабанчика кормят. Растет, не нарадуются!

И вот, пришло время кабанчика колоть. Полный двор гостей с портфелями, стол накрыли, самогон рекой.

– А где ж свежина?

И тут выяснилось, что специалиста по кабанчикам нет. Просить резника – потеряешь много, а жаль. Не просто его выкормить, пока дождешься. Да и голодно еще было, что-то для гостей, что-то для себя, что-то на продажу. И то купить хочется, и это.

Лымпавуцкий нож по больше взял, на правах хозяина собирается кабана зарезать. Но как-то не уверенно собирается. Не профессионально. Его подбадривают, дескать, фашистов на фронте резал, с кабаном справишься. А кабанчик, надо сказать, крупненький получился. Ну, ладно. Вот он его из сарая выгнал, и со всего маху ножом в бок хрясь! Взвизгнул кабанчик, заверещал и побежал по огороду. Гости, кто на ногах, подбадривают, давай, мол, еще. Догнал Лымпавутский кабанчика и снова в бок его – бац!

Но кабанчик крепенький оказался. Может нож короткий, зрители кричат. Нет, то у него сало толстое. Гоняет хозяин кабана по огороду, а то от кабана убегает. Когда удается, ширяет кабана ножом. Но кроме взвизгов никакого эффекта не наблюдается.

А те, кто в доме, самогон пробуют, кричат «а где ж свежина?»

Уже устали все. И хозяин по огороду бегать, и зрители советы давать, и которые самогон кушают, один кабанчик бодр и свеж.

Долго продолжалась коррида. Вот пришел еще один гость.

– Что вы это делаете?

– Да вот, кабанчик упрямый попался, никак свежиной быть не хочет.

– Да не так надо было! Дайте веревку какую-нибудь. Отойдите, не пугайте его.

Поймал ногу кабана в петлю, привязал к дереву, навалился, перевернул, и – чик! Убил кабанчика.

Пока все в себя приходили, женщины с кухни бегут. Что делать, спрашивают, самогон кончился, всё, что было в доме, съели, свежину требуют.

– Бегите по соседям, – хозяин говорит, – просите у кого есть самогон, у кого в долг, у кого за деньги. Побежали.

– А закусывать чем?

– Давайте быстренько кровь жарьте!

И пошло. Сковороды остывать не успевали. То сало жарилось, то мясо кусками. Кто-то вспомнил, что котлеты хотели наделать, да, где там. Колбасу бы… да, бросьте!

Как кто расходился, никто не помнил. Утро было хмурое и туманное. Хозяева горестно смотрели на остатки пиршества. От кабанчика остался пятачок и немного шкуры. Даже кости успели сварить и перепортить. Огород вытоптали напрочь! Всей улице должны за самогон. Впору еще одного кабанчика брать откармливать, а то и двух, чтобы долги погасить.

Вдобавок выяснилось, что никто из приглашенных несколько дней на работу не ходил, желудком мучились!

Где-то через дня три начали вызывать Лымпавуцкого по разным организациям, где руководство с укоризной спрашивало, за что так с ними обошелся? А Лымпавуцкий простодушно рассказывал, что никакого злого умысла не было, строиться надо, материалов нет, да и работу по сытнее найти хотел. Да и с людьми нужными раззнакомиться…

– Э-э-э, брат, последнее тебе удалось, мы тебя век помнить будем!

Когда несколько отошли от свежины, стали вспоминать этот случай со смехом. Со временем долги и обиды забылись.

Тот песка дал. Тот камня. Тот лес. Тот людьми помог. Так и построился. А в одном управлении взяли Лымпавуцкого прорабом.