Владимир Леонов - «Искал не злата, не честей»

Картежник, буян, мот и повеса, кто « бранился с царями и не мог ни с кем ужиться», увидевший в кучерявом пятнадцатилетнем отроке Золотой век русской поэзии, кратко, но просто и незатейливо, выразил суть будущей пушкинской лиры: « Счастье нам прямое Жить с нашей совестью в покое» . И добавил (в парафразе под Пушкина): «Ум и сердце человечье были гением его ».

Пронзительный стиль, свежие красочные метафоры, необычные сравнения – все в книге направлено на приобщение читателя к Прекрасному и Величественному, русской литературе и языку:

Взглянул на мир я взором ясным

И изумился в тишине:

Ужели он казался мне

Столь величавым и прекрасным?

Слова, c оттенком дерзости, будут встряхивать вас интенсивностью художественных и интеллектуальных впечатлений и побуждать к чтению и мысли, чтобы «сердцу высказать себя»: « Земля мой дом, //Мне крышей неба купол» (Уильям Эйтон, шотландский поэт).

Здесь и суждение Пушкина о судьбе»: «Черт меня догадал родиться в России…с душой и талантом»; «У меня странная судьба…не злой человек, но ничего не делаю приятного ни для себя, ни для других»; и не отпускающая его, словно загадочный взгляд русалки, тема судьбы, безудержная, на подсознательном, иррациональном уровне попытка заглянуть за "покров Изиды", непроглядную завесу будущего. И это восклицание романтического Онегина о неведомой силе: «Что день грядущий мне готовит?»

И «чудесное спасение» провидение, сохранившее его жизнь в Ялтинской купальне…и дуэль как случай проявления судьбы (повесть «Дуэль»). А рядом – безжалостное, провиденческое:

Невольно к этим грустным берегам

Меня влечет неведомая сила.

И возмущение всем, что уничижало Державу, – поведением «словесной братии» перед заморскими персонами. Узнав о содержании приема в Петербурге «путешественника Ансело», Пушкин пишет с горечью П. А. Вяземскому: «30 словесников давали ему обед. Кто эти бессмертные? Считаю по пальцам и не досчитаюсь. Когда приедешь в Петербург, овладей этим Lancelot (которого я нисколько не помню) и не пускай по кабакам отечественной словесности».

Живая история судьбы поэта и российской империи будет смотреть на вас первозданной свежестью. Что позволило сделать слова автора более выразительными, облечь суждения в художественные образы, даты и обстоятельства. И тем самым глубже запечатлеть описываемое в вашей памяти, читатели: «Господь поднимает солнце с востока, а ты подними его с запада…» А. Пушкин.

Исследования, смысловое просветительство, герменевтические традиции и спекуляции, истории и легенды будут невольно захватывать вас, заставят включиться в переживания «русского Вергилия», неистово и дерзко рвущегося из « воронки дьявола » (по Данте). Любящего, пылающего, страдающего. В попытках постигнуть и прелесть неземную, и радость в небесах:

Так и мне узнать случилось,

Что за птица Купидон;

Сердце страстное пленилось;

Признаюсь – и я влюблен!

Яркая образность и лаконичность изложения, приближение художественного мира подчас к языку и обычаям того времени, придадут событиям привкус вечного:

Почто ж кичится человек?

За то ль, что наг на свет явился,

Что дышит он недолгий век,

Что слаб умрёт, как слаб родился?

Данная публицистика своего рода беседа с читателем о русском классике, интуитивно понявшем национальную душу и создавшего для своего главного читателя, русского человека, образ доброты и милосердия, панорамный образ легендарной Руси, которая расправила плечи и набирала силу. И стала – доверителем Солнца и Луны.

Авторская книга, не более чем попытка передать свои впечатления от поэзии согражданина в доступных читательскому восприятию словообразованиях, понятиях, терминах и образах, чтобы не «пролетело счастья время » (Пушкин).

Однако, личные убеждения автора использовались не для определения пророческой роли Пушкина, как « сильного зверолова перед Господом » (по аналогии с ветхозаветным Нимродом в одеждах из кожи, которые были сделаны Богом для прикрытия наготы Адама и Евы), а исключительно допустимые по приличию тона и содержанию рассуждения о лирике подданного российской империи. О лирике. словно пронизанной невидимыми нитями сапфира; драгоценный камень сапфир считается символом мудрости…:

Так исчезают заблужденья

С измученной души моей,

И возникают в ней виденья

Первоначальных, чистых дней.

Автор суммировал некоторые исторические и постисторические взгляды на Пушкина, при написании оного сочинения не выходил за рамки личностного восприятия и осмысления зодческой роли национального поэта, изобразил его именно таким, каким представили его современники. Автор не считал для себя дозволенным хоть что-нибудь менять в характере и судьбе Пушкина:

Мое беспечное незнанье

Лукавый демон возмутил,

И он мое существованье

С своим на век соединил.

Единственная авторская вольность состоит в том, что объясняет всё с максимальной ясностью, изложение ненавязчивое, но запоминающееся надолго, в образном выражении – снимает « новую стружку со старого полена… чтобы в наших душах белым бархатом цвел по весне старый сад». И вторая вольность – она дислоцирована в авторских схолиях и коннотациях, посвященных философским, мифологическим, историческим, географическим, текстологическим вопросам, затронутым Пушкиным – что волнует нас, притягивает и отталкивает на протяжении всей жизни: « Как Иисус, мы должны дружить с грешниками без участия в грехе ( от Луки).

Думы, гонявшие извилины мыслей в авторской голове, подобно Ириде крылатой, подбрасывают поленницы то в полыхающий, то мерклый пожар истории, словесности, религии, мифов, где, по выражению Достоевского, « дьявол с Богом борются» . И поле этой битвы, историческое ристалище есть душа человека. Слова Фауста: «… постиг глубину человеческого горя и отчаяния, я продолжаю идти по стезе познания… побеждая душевные скорби и муки, побеждая раздираемые меня сомнения…":

Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!

О как прекрасно ты, повремени!»

Гете. «Фауст».

При всей диалектической осведомленности разума, автор отдает отчет в том, что скорее «личная дерзость», чем «обыденный» энтузиазм (подобие фигуры женщины с собачьим наклоном на скальных рисунках) должен быть присущ нам в поисках и попытках узнавать собственную природу. Нужно понимать, что и мы сами и мир вокруг нас намного сложнее и галактичнее, чем мы можем себе представить. С подобным человечество уже столкнулось в преддверии неолитической революции, когда произошел радикальный переворот в истории человека – переход экономики в политику и идеологию, что отчетливо и прозорливо высказано более 300 лет назад Пушкиным: