Sofina Rise - Шоколад с морской солью

«Зои, любимая моя, как же я хорошо помню тот день, когда родились твои близняшки! Помню, как радовался Жозе, разглядывая курносые кнопки в ворохе кремовых кружевных одеял… Почему не стёрлось ни одной краски из воспоминаний о тебе? Тебя-то я как раз старался забыть. Тщетно. Потеря ангела была невосполнима для всех нас. Ты была не просто красивой женщиной, ты была солнцем, ветром, глотком чистой воды, способным утолить самую сильную жажду, ты была нашим счастьем. Открытая улыбка, лучистые голубые глаза, взлохмаченные белокурые волосы… Всегда такая ласковая, искренняя, светлая – воплощение женственности, чистоты и доброты. Зои, ты сама того не желая могла осветить день каждого из нас и умирая забрала с собой всю нашу радость. Господи, сколько же в её сердце было любви!.. Ты, верно, не догадывалась, что я всю свою жизнь любил тебя… Любил безумно. Страстно. Втайне от самого себя, втайне от Жозе, втайне от всего мира…» – с мыслями о Зои на глазах выступили слёзы и в горле запершило от сотен тысяч невысказанных слов…

«Камилла, как же она похожа на свою мать! Будто её сестра- близняшка», – Пабло смахнул солёную каплю из уголка глаза и принялся скручивать сигарету. Пальцы сильно дрожали, но самокрутка получилась, как и прежде, ровной. Поднёс спичку и закурил – лёгкая лента тускло-серого дыма дважды запуталась в седине усов, но не принесла наслаждения. Мужчина закашлялся и раздражённо выбросил дымящийся окурок на тротуар. Сделал глубокий вдох. Воздух. Он шумно проник в лёгкие и тут же возвратился обратно. «Пройдёт всего час, а на улицу нельзя будет даже нос высунуть», – с досадой подумал старый дон. – «Пока ещё утро и надо дышать. Дышать воздухом нового дня. Дышать медленно, бережно, внимательно, рассматривая каждое мгновение своей бессмысленно уходящей жизни».

– Интересно, – внезапно произнёс вслух Пабло, – доживу ли я до того дня, когда этот проклятый город умоет дождём свои пыльные дома? А что если нет? И дождей не будет до Пасхи? Тогда что?! – Ничего… просто могильщик засыплет мою могилу сухой землёй, словно пеплом, и станет она частью пустыни.

– Что думаешь, Отче? Молчишь? Или ты снова делаешь вид будто меня не слышишь? – злобно проворчал старик и кисло скривил рот, при этом движении его жидкие седые усики зашевелились, обнажая глубокий синеватый шрам над левой губой. Пабло глубоко погрузился в раздумья, совершенно не замечая, что снова разговаривает с самим собой вслух… Внезапно, прервав цепочку его тягостных мыслей, из кухни недовольно раздался другой голос:

– Не бубни себе под нос, старый ты дурак! Спятил или оглох совсем?! Стоишь тут каждое утро и разговариваешь сам с собой. Смирись, наконец, дождей нет уже восемь недель, и только Богу известно, когда они к нам вернутся, – визгливо и грубо огрызнулась жена. Натужно кряхтя, донья Сеселла упёрлась локтем о спинку стула и с усилием вытащила тучное тело из-за стола. И скатерть ненароком потащила за собой, едва не перебив все стоящие на ней тарелки. С раздражением вернула всё на свои места и принялась искать на телевизоре канал для просмотра утренних новостей. Наконец нашла то, что искала, и громко скомандовала:

– Иди! Смотри свои новости! Скоро начнётся прогноз погоды. – Женщина прибавила звук, пальцем подкручивая пластиковое зубчатое колесико внизу экрана и, бормоча что-то неразборчивое, вернулась обратно к своему завтраку.

Дон Пабло повернул голову к экрану и замер. В студии канала новостей замелькала молоденькая фигуристая блондинка в амарантовом шёлке короткого, струящегося воланами сарафана. Высокие каблуки соблазнительно покачивали стройное тело девушки, а рука её при этом путешествовала по вымышленной карте, указывая направление воздушных потоков. С пухлых, густо напомаженных губ ежесекундно, липкими каплями мятного сиропа стекала ложь, щедро припудренная заумными терминами и пустыми предположениями. Слова одно за другим опускались прямо в глубокое декольте ведущей и теряли остатки всякого смысла… Плохая игра бездарной актрисы! Старик разгневался, прослушав до половины очередной безрадостный прогноз из уст тупой напудренной куклы, и, не сдерживая приступа внезапной ярости, стукнул в сердцах по столу своим костлявым кулаком: «Лживая продажная тварь! Заткнись наконец!!!» Дон Пабло всю свою жизнь был прямолинейным и честным человеком, на дух не переносил любые попытки приукрасить действительность и никогда не опускался до выгодной многим полуправды. Сейчас же, глядя на подрагивающий голубой экран, он почувствовал, как от дешёвой бездарной комедии к горлу начала подступать самая настоящая изжога. Мерзавка тем временем, состроив умное выражение лица, вместо фразы «ожидается циклон» ехидно добавила что-то невнятное и совершенно не обнадёживающее: «Будем надеяться, что следующий циклон…», «синоптики прогнозируют, что наступление арктических воздушных масс непременно окажет влияние на…», – и дальше шли предположения, не имеющие ни чего общего с действительностью… Бегущая строка пролетела в самом низу экрана, унося на своём хвосте цифру сорок два градуса… Исчезла… Оставив после себя лишь застывшую маску ведущей прогноза погоды с вишнёвой улыбкой на лице.

– Puta! – рассвирепел старик. – Стоило этой дуре столько распинаться, чтобы сказать, что она ни черта не знает?! Нет, ты посмотри на неё! Она ещё и улыбается! Верно, смеётся над нами! Самой-то ей не жарко, у них там везде кондиционеры. Даже в туалете, – дон Пабло побелел от раздражения и громко прохрипел: «Сеселла, представляешь, у них даже аппараты для льда в холле стоят. Чистая правда, мне Теу рассказывал. Какое им дело до того, что все мы тут от жары скоро сдохнем?!» – не унимался старик, сотрясая воздух громовыми раскатами своего праведного гнева.

Январская жара в Рио-де-Жанейро и вправду затянулась дольше обычного. Захватив мегаполис еще в конце декабря, она медленно, день за днём и с особой жестокостью удушала жителей, обрекая их на медленную пытку зноем. Горячие волны солнечного света, отражаясь от асфальта, разогрели воздух до пятидесяти градусов. Грустные бездомные собаки обречённо переползали в тень, пряча морды от палящего солнца под длинными тощими лапами. Попугаи, мартышки и даже рептилии спасались бегством в окрестных лесах, а в городе оставались лишь те, кому совершенно некуда было идти.

Казалось, засуха не закончится никогда, и постепенно улицы высохнут, криво распахивая ставни своих опустевших домов и посыпая улицы пеплом раскрошившейся штукатурки. Мохнатые пальмовые ветви, уныло склонив запылённую бахрому листьев, так и засохнут, не дождавшись и капли живительной влаги. Солнце, великое, пылающее, далёкое, наконец покажет людям, кто истинный хозяин планеты, и заставит нечестивцев, как в давние времена, молиться изображениям всемогущего светила! Именно тогда обезумевшие от отчаяния люди снова начнут приносить человеческие жертвы богам, умоляя послать на землю долгожданный дождь! – фантазии привели старого дона на вершину пирамиды, с которой он, словно языческий жрец майя, сбрасывает в пропасть ведущую прогноза погоды под аккомпанемент громовых раскатов, доносящихся из дождевых туч над самой его головой. А после, когда предсмертный, отчаянный крик несчастной смолкнет в радостном ликовании толпы, непременно начнётся ливень. «Жертвоприношение!!! Как тебе моя идея, Сеселла? Думаю, Господь с радостью принял от меня такую жертву в обмен на дождь! Может тогда от этой девицы будет бы хоть какой-то толк!» – лицо старика исказилось в хищной ухмылке, и он поспешил поделиться с женой своей версией расправы над ведущей прогноза погоды. Характер старика портился день ото дня. Сильная боль начала привыкать к препаратам и не давала ни минуты забытья. Это была та самая боль, которую невозможно не слышать, она не смолкала ни на минуту, напоминая каждым спазмом о скором приближении конца. Путешествуя по телу, она нарушала покой усталого сердца, иногда пульсировала страхом в висках, затем опускалась в желудок, сводя его в мучительной судороге. А тут ещё эта проклятая жара…