Павел Шарпп - Ирония на два голоса

Чтобы мои «подвиги»» в области животного языкознания не были разоблачены, я решил немедленно прекратить свои «спектакли» на домашней сцене. Так бы, наверное, и случилось, но тут вмешался мой ироничный и насмешливый некто, живущий в глубинах личности. Он проявился как всегда неожиданно, нанеся моим убежденностям необратимый урон, когда заявил со своей обычной иронией на грани сарказма: «Самый трудный язык домашних животных – это собачий. А ты выбрал то, что легче, и думаешь, что чего-то достиг». Это было так неожиданно, что я непроизвольно зарычал, что, видимо, по-собачьи, означало что-то ругательное:

– Р-ррррр-рр!

Как бы я ни пытался быть невозмутимым, это оказалось невозможным. Внутренний ментор добился своего – я уже не мог отказаться испытать свои возможности и в области собачьего «языкознания». Впоследствии оценивая достижения в этой сфере, я пришел к выводу, что именно собачий диалект нашего Джерри оказался мне ближе всего. Да тут и сомневаться не приходилось – наибольшей натуральности я достигал, когда лаял, мысленно помахивая хвостом в подражание Джерри. Мне очень захотелось проверить эффективность моего собачьего «произношения», когда я узрел на улице соседку, тетю Лену. Семейство Кондриковых – наши самые давние и близкие соседи. Взрослые общались с моими родителями, а мы, дети, дружили с Валеркой – почти ровесником моего брата.

Когда тетя Лена, привычно повернув кольцо на двери наших ворот, стала входить во двор, я зарычал и заполошно залаял, хотя Джерри спокойно дремал в своей конуре. Соседка взвизгнула и бросилась обратно на улицу, удивленно охая и пугливо оглядываясь. Вскоре она уже выкрикивала через открытое уличное окно призывы к моей матери унять агрессию пса, который, похоже, взбесился и соседей не узнает. Мой внутренний голос был доволен и утверждал, что я уже почти освоил язык домашних животных, они постепенно начнут считать меня «другом и братом», а потому поведают самое главное и секретное из их жизни. Мать не скоро поняла, как и кто ее разыгрывал, подражая животным, но, в конце концов, мои «подвиги» были раскрыты. Однако и позже мне нередко удавалось ловить взрослых и детей, приходящих к нам в гости, с помощью этого вообще-то нехитрого приема.

Как много в нашей жизни пишется природой! В конечном итоге все произведения искусства тоже написаны природой, поскольку человек – ее часть. В пятом классе у нас вел уроки рисования учитель, который был неплохим живописцем, но не сделал иной карьеры, кроме учительской, занимался копированием картин великих художников, но не создал чего-то своего. Вероятно, общение с детскими произведениями заменяло ему собственное самовыражение, поскольку дети всегда творцы, иногда даже в очень удивительной степени.

Этот наш серьезный и увлеченный преподаватель преподносил нам временами готовые схемы: как рисовать дома, фигуры людей, как смешивать краски, ценить художественные произведения и проявлять себя в искусстве живописи и графики. Мы это все воспринимали с удовольствием и даже с энтузиазмом. На его уроках нередко бывало шумно, но никогда не было скучно и не возникало никаких скандалов, связанных с дисциплиной. Этот интересный для многих и для меня преподаватель однажды задал нам на дом нарисовать композиции, связанные с темой «Орнаменты». Перед этим он вскользь коснулся описания того, какие виды орнаментов бывают, из чего их создают и даже как их самому можно придумать.

Спустя почти неделю, придя домой, я сделал часть уроков, заданных на дом, и увидел, что завтра будет урок рисования. Конечно, я сразу вспомнил, что задали нечто интересное. Не знаю почему, но внутренний голос подтолкнул меня взять в руки циркуль и начертить два концентрических круга, между которыми можно было разместить с фривольной неповторимостью узоры, как на керамической тарелке, создавая их перьями, кисточками, тушью и акварельными красками. Когда я сделал первые элементы орнамента, внутренний голос вначале забавлялся надо мной, а потом все более активно стал вмешиваться, да так уверенно и старательно, как будто это он рисовал их, высунув язык, а не я придумывал все новые неожиданные композиции. Меня это очень забавляло, потому что фигурки орнамента получались почти живыми, со своим загадочным характером и даже индивидуальной историей возникновения. В итоге все пространство между кругами постепенно заполнялось похожими, но все же разными паттернами в виде совмещения фигурки человека с необычным крестиком. Все эти символические фигурки вначале я начинал изображать в виде контура черной тушью, а потом заполнял акварельными красками. Получалось это не очень быстро, и мне пришлось сделать перерыв. Через некоторое время я решил продолжить. Протянув руку, я стал приоткрывать альбом, и вдруг мне почудилось, что орнамент движется, причем весьма импульсивно. Это мелькнуло буквально на секунду и угомонилось, все стало выглядеть вполне обычно. Выбор красок и их смешение были спонтанными, хотя иногда мне казалось, что этим управляет мой внутренний ментор-самоучитель. Закончив, наконец, создавать орнамент, я захлопнул альбом, не придав этому деянию слишком большого значения.

На другой день на уроке рисования наш учитель прошел вдоль рядов парт, собрал альбомчики с выполненными домашними заданиями и дал всем новые упражнения. Наступила тишина, в которой через несколько минут раздался удивленный возглас нашего учителя-художника. Он был явно чем-то поражен и при этом смотрел на меня… Не считаясь с тем, что класс работал над его заданиями, он спросил у меня, немного нахмурившись:

– Зачем вы это сделали? В этом же не было никакой необходимости!

Я был удивлен, пожалуй, не меньше его и ответил совершенно искренне:

– Вы сами нам дали задание нарисовать орнамент, какой получится.

– Да, но я не просил прибегать к помощи взрослых, и тем более профессионалов, – ответил, казалось, чем-то возмущенный учитель. – Скажите честно, кто вам написал это произведение? Не будете же вы утверждать, что сделали это сами… Чтобы создать такой орнамент, нужно знать некоторые серьезные приемы и законы живописи.

– Да, я сделал это сам, – промямлил я.

Я не любил и не умел оправдываться. В классе начались разговорчики и еле сдерживаемые хихиканья. Если бы учитель сказал что-нибудь еще в мой адрес, весь класс наверняка бы грохнул хохотать. Но тут, как всегда неожиданно, прозвенел звонок, возвестивший о конце урока. Учитель подошел ко мне и попросил после занятий зайти к нему в мастерскую, которая, как все знали, располагалась в довольно большой комнате рядом со сценой в актовом зале школы. Наш учитель нередко рисовал декорации для школьных спектаклей и писал лозунги для праздников. Дирекция школы не зря выделила ему это помещение. Он тратил свое время и трудился с видимым удовольствием, а среди школьников у него всегда находилось немало помощников.