Мирослав Гришин - Ибо крепка, как смерть, любовь. Книга 2

Вот Валера подъехал к своему дому. Потихоньку (ведь глухая ночь на дворе, люди спят) поднялся на третий этаж, вставил ключ в замочную скважину: раз-два, раз-два – а дверь не открывается, так как заперта изнутри на засов.

– Люсенька, Люся, – зашептал Валера, – Люся, Люся, открой! – В ответ тишина. Он постучал костяшками пальцев в дверь. Тишина. Мёртвая тишина.

– Люся! В чём дело?! Открывай! – Он стал нажимать пальцем на кнопку звонка. Резкая трель звонка разбудила весь дом. Внутри раздалось какое-то шевеление, затем послышался шум. Потом что-то тяжёлое упало на пол. Время шло, но дверь Валере не открывали.

– Люся, открывай быстрее!.. – он разволновался и, уже не стесняясь соседей, заколотил мощным кулаком в дверь.

Наконец до полярника медленно стало доходить, что сейчас в его жизни происходит что-то по-настоящему страшное.

– Люся, открой немедленно, а то я сейчас дверь вышибу!

Наконец Люся, одетая в халатик, открыла дверь.

Оказалось, что она ночует не одна, а с незнакомым Валере молодым человеком. Валера, отодвинув жену в сторонку, заглянул в спальню, критически оценил ситуацию и сказал мужчине:

– Когда оденешься, зайдёшь на кухню.

Валера был ростом около двух метров и весом чуть ли не двести килограммов. Он не был атлетом, но это был мощный и грозный боец – «человек-гора». И не приведи Господь встать кому-то поперёк у него на пути, когда он разгневан.

Дрожа дрожмя, незнакомец в полуобмороке, боясь грядущей расправы, бочком зашёл на кухню и замер. Валера взял гранёный стакан, налил его доверху коньяком и подал незнакомцу:

– Пей!

– Я не могу! Я непьющий! – залепетал щуплого и невзрачного вида молодой человек.

– Пей! Сможешь. Коньячок добрый.

Незнакомец с трудом, глотая слёзы ужаса вперемешку с коньяком, выпил налитый ему стакан. Валера тут же налил второй стакан.

– Пей…

– Не могу!

– Пей! Я тебе сказал: пей!

– Нет, не могу, меня уже тошнит.

– Пей! – пригрозил Валера и привстал: – Убью!

Незнакомец с неимоверными усилиями выпил второй стакан.

Валера налил ему третий. Однако, смерив глазом жалкую и ущербную фигуру парня, пожалел его – в два глотка отправил все двести пятьдесят грамм коньяка себе в горло.

– У тебя деньги есть? На такси хватит?

– Деньги есть…

– Сколько? Давай их сюда.

Незнакомец со страхом и трепетом протянул Валере бумажку в три рубля.

– Ты где живёшь? Ехать далеко?

– Тут рядом, на соседней улице.

– Знаешь что, парень, иди-ка ты домой, раз такое дело. Я издалека приехал, устал очень. Иди. Ты свободен – не хочу тебя больше видеть.

Остаток ночи Валера провёл на кухне, в одиночестве допивая коньяк. Утром наступившего дня они пошли с Люсей в ЗАГС и развелись.

Однажды утром мы, моряки-полярники, проснулись в квартире у Валеры с жёсткого бодуна – после разгульной пьянки. В те далёкие молодые годы мы много пили крепкого алкоголя, и нам казалось это делом чести, доблести и геройства. И всегда мы пили весело: с огоньком и морским задором. Как говорили тогда с бравадой, «всё пропьём, но флот не опозорим».

Выяснилось – денег нет ни копейки. И вот мы видим три рубля, забранные в рамочку под стеклом – висят на стене на гвоздике.

– Валера! Давай трояк снимем и пойдём похмелимся – пива выпьем.

В ответ Валера, дрогнувшим голосом, неожиданно серьёзно говорит нам:

– Нет, ребята!.. Деньги эти трогать нельзя, они «святые» – жена их честно заработала, пока я в Антарктиде зимовал.

И, отвернувшись от нас, он с трудом справился со своей минутной слабостью…

Аминь.

В наше время арктические рейсы ледоколов редко бывали короче шести месяцев. Навигация по Севморпути начиналась в мае, а заканчивалась в октябре.

Летом в Арктике сравнительно тепло. Термометр на солнце разогревается до тридцати градусов, но если сделать замер в тени, то температура может быть и минус пять.

Солнце не заходит за горизонт несколько месяцев, и белая ночь позволяет наслаждаться ледовыми красотами круглосуточно. А любоваться есть чем: безбрежный ледяной, сколько хватает глаз, простор. Ни души на сотни миль вокруг. Поражает воображение первозданная мощь, грандиозный размах и чистота окружающего нас мира.

Понимаешь и ужасаешься: как Бог из ничего создал всё это?..

Над головой – чаша бездонного голубого, не замутнённого индустрией неба. Воздух прозрачен. Вольный ветер, если зазеваешься, сам заполняет тебе лёгкие, своим напором сбивая привычный ритм дыхания. Ослепительное – на него и не глянешь – солнце.

Штурманы на вахте носят чёрные курортные очки, чтобы не ослепнуть: свет ото льда отражается и режет, как от электросварки, глаза.

Когда мы идём по открытой воде, глаз нельзя отвести от играющей на солнце морской волны цветом, в зависимости от глубины под килем, от нежной бирюзы до глубокого ультрамарина.

Промоины пресной талой воды тут и там синеют в белом льду, напоминая собой декоративные курортные бассейны.

Красота…

Только нелюбопытному и невнимательному наблюдателю Арктика кажется безжизненно-мёртвой. Заполошные чайки никак не насытятся, кричат дурными голосами, плотной стаей вьются за кормой ледокола, выхватывая что-то из воды.

Говорят, что чайки – это души погибших моряков. Может, так оно и есть, но я не хотел бы быть чайкой.

Изредка на больших ледовых полях попадается задумчиво бредущий властелин этих мест – белый медведь, самый крупный хищник на земле. Мишка, кроме прочего, отличный пловец – может проплыть, если ему потребуется, в открытой воде по многу миль. Медведь имеет острые когти, длиной с человеческий палец, и такой же острый ум.

Однажды мы наблюдали, как медведь расправился с брошенной ему банкой сгущёнки: лёгкое движение когтистых лап – и вот уже мишка слизывает с них сладкую тянучку.

Иногда встречается на отдельной льдине похожий на нашего боцмана (своей мордой и важной повадкой) морж с самочками своего гарема. Морж – серьёзный зверь. Длина взрослого самца – четыре метра, вес – более полутора тонн. Нам он кажется толстым, неуклюжим и ленивым – подходи и бери его голыми руками.

Но это не так. Даже не всякий белый медведь отважится напасть на матёрого моржа: молниеносный удар моржовых клыков может сильно поранить, а то и убить мишку.