Александр Гофштейн - Опыты литературной инженерии. Книга 3

Звоню другу. В другой город. И, если быть откровенным, теперь в совсем другую демократическую страну. То есть в Украину. Тоже недешевое удовольствие. После седьмого звонка трубку берет не друг, а его жена. Только этого не хватало! Вместо названия лекарства чисто из вежливости начинаю спрашивать, как здоровье Вадика (сына), как дела у «самого» (он все-таки профессор)? Жена друга начинает мне все обстоятельно рассказывать, не забывая поделиться сомнениями насчет глобального изменения климата и необычайно холодной и дождливой конкретной весны. Так, отмечаю про себя: счетчик крутится. Наконец, вклиниваюсь в повествование и спрашиваю, дома ли «сам». И получаю ответ, что «самого» дома нет, а возвратится из командировки в Россию где-то числа пятнадцатого. Выходит, дней через шесть.

Учтиво спрашиваю (а хочется просто зубами скрипеть), не имеет ли она под рукой номера мобильного телефона «самого», чтобы позвонить ему, благо он в той стране, из которой я ей (жене «самого») сейчас звоню. Она отвечает, что не имеет, но сейчас сходит в прихожую, там у нее должна лежать сумочка, а в сумочке записная книжка, а в записной книжке должен, кажется, быть искомый номер мобильного телефона.

Ну и дурак же я! Поддался на женские маневры! Нет, скорее воспитание подвело! Нужно было попрощаться и пообещать перезвонить позже. Или вообще швырнуть трубку! А я вот стою, слушаю, как она там кому-то что-то кричит. Вроде бы:

– Ты не видела мою сумку?

По-моему, кричит своей матери. А та, точно знаю, полуглухая да еще и подслеповатая. Если сумка даже прямо перед ней лежит, она ее распознает только на третьей минуте!

В общем, счетчик щелкает, а я уже стоять устал. Наконец, на том конце провода что-то стукнуло, рассыпалось и покатилось. Я сразу понял, что на пол высыпалось содержимое сумки, которую все-таки удалось найти. Еще минуты три прошло в шелестении. Понимаю – перелистывает страницы. Не дай бог не найдет! Так и есть, не нашла! Говорит мне извиняющимся тоном, прости, мол, я в другой книжечке номер записала, а может быть, и вовсе не в книжечке, а на обложке журнала. А где его сейчас, этот журнал, искать? Тем более, какой журнал, не помню.

Напротив меня зеркало висит. Почти во всю стену. Смотрю на себя и не узнаю! Не хватает только пены на губах, как у бешеного волка! Вежливо, насколько позволяет дикция, прощаюсь и подчеркнуто бережно кладу трубку. Выходит, что и собой вполне владею, и болезнь меня не окончательно разложила!

Надеваю куртку (у нас тоже холодно и мокро) и теперь уже точно иду в аптеку. Отстоял очередь: холодная весна, и страдающих много. Подаю рецепт в окошечко. И – стоп! Пауза. За мной уже десяток шмыгающих носами пристроились. А в окошечке гробовая тишина. Занимаются серьезной работой – дешифровкой рецепта.

Через определенное время высовывается из окошечка (в буквальном смысле) милая женская головка и задает мне вопрос:

– Простите, вы случайно не запомнили название лекарства?

Я отвечаю, что случайно запомнил только первые четыре букв, но теперь даже в этом не уверен.

Головка исчезла, и слышу, как там зовут главного провизора. Очередь кашляет, сморкается и на меня недружелюбно поглядывает. За окошечком бубнят по-латыни и хлопают выдвижными ящиками. Догадываюсь, что ищут что-то похожее. Очередь тем временем начинает сдержанно рычать сквозь простудные сопли. Я держусь у окошечка, не даю себя оттолкнуть чересчур резвой старушке. В окошечке снова появляется милая головка и спрашивает совершенно извиняющимся голоском:

– А номер мобильного телефона своего врача вы случайно не помните?

– Нет, – отвечаю, – не помню.

– Ну, тогда хотя бы фамилию врача?

– Что за бестолочь, – возмущается очередь. – Ни черта он, видите ли, не помнит! А еще в аптеку приперся! Лежал бы себе дома с грелкой на животе!

– Нет, – поправляет, кто-то из очереди, наверное, самый страдающий, – ему нужно грелку на голову!

– Может быть, вы припомните хоть название своей болезни? – спрашивает миленькая головка.

Очередь с интересом притихла.

– А как же врачебная тайна? – спросил я.

– Ой, простите, – смутилась головка. – Я и забыла!

– Что, и болезни своей не упомнишь? – язвительно осведомилась у меня резвая старушка и начала целеустремленно оттирать меня от окошка.

– Помню, – с вызовом отвечаю старушке. А сам крепче ухватываюсь за край окошка. – Почти помню, но вам, именно вам, не скажу!

– Так нечего тут людям мешать, – возмутилась очередь. – Отойди, обмозгуй, чем болен. Потом подойдешь, мы тебя без очереди пропустим! Скажешь в окошко шепотом.

– Мужчина, – позвал меня из-за окошка ответственный женский голос, – мы затрудняемся определить, что именно вам прописал доктор. Очень уж профессионально заполнен рецепт. Мы знаем буквы, но мы их не узнаем. Тут прекрасно читается все – от пенициллина до касторки. Извините, но рекомендую вам снова зайти к своему врачу и уточнить, что именно он имел в виду. Если не лекарство, то хотя бы название болезни. Мы уж тут сами как-нибудь разберемся.

Из-за моей спины к окошечку вдруг протиснулась молодица, которой я до этого момента в очереди не видел.

– А витамин це в дрожжах у вас есть? – с молодецкой непосредственностью поинтересовалась она.

– Вот, – возликовала очередь, – знает человек, чего хочет! А ты неграмотный какой-то …

Я взял свой рецепт и пошел домой. По сырой и неуютной погоде. Права была резвая старушка: в суете я и название своей болезни забыл. Думаю, что это толково так насобачиться выписывать рецепты! На любом судебном разбирательстве всегда можно доказать свою правоту. И вспомнил, кстати, одно мудрое древнее изречение: «Если читать вслух писанину врачей, можно случайно вызвать дьявола». Да еще совсем вовремя вспомнил анекдот про учительницу, которая отдавала тетрадки своих учеников для проверки в аптеку. И на душе стало гораздо легче.

Пришел домой, налил сто граммов «Столичной» завода «Кристалл», добавил туда щепотку соли и щепотку черного молотого перца. Ахнул одним глотком, закусил огрызком шоколада, что валялся на кухонном столе. И пошел смотреть по телевизору передачу «Здоровье», которая от всех болезней – лучшее лекарственное средство!

У стола, заваленного деловыми бумагами, сидели четверо серьезных мужчин. Они решали серьезную проблему реструктуризации шахты, в которой иссяк уголь. На лицах сидящих за столом не было и тени улыбки: реструктуризация шахты – дело ответственное, требующее знаний и недюжинного опыта.

Открылась дверь, и в кабинет вошел пятый. Он находился в командировке, то есть как бы в гостях. Прибыл в эти края впервые и не уставал всему удивляться: природе, погоде, «оканью» старожилов и въедливости угольной пыли.