Алексей Закревский - Ромео и Джамиля

Всё было бы хорошо, но через год активной переписки произошла катастрофа! Подмосковный городок, где жил Ермилов, был небольшой и вероятность того, что обе его зазнобы когда-нибудь встретятся, была довольно высокая. Несмотря на это казанова мужественно дурил головы обеим девицам. Увы, сколько бы веревочке не виться, конец всегда найдётся.

Для истории осталось загадкой, при каких обстоятельствах познакомились обе возлюбленные Ермилова, но неопровержимым доказательством этого факта стало письмо, написанное ими обеими. В этом письме они высказали всё, что о нём думают и пообещали при встрече оторвать ему то, что каждый мужчина особенно бережёт! Судя по всему, девицы были бедовые, потому что Ермилов отнёсся к их угрозам со всей серьёзностью и заявил другу, что после армии в свой родной город не вернётся.

В тайне кочегар надеялся, что встретит когда-нибудь такую девушку, любовь к которой целиком заполнит его сердце, не оставив там места ни для кого более. Когда и где это произойдёт, он не знал. Одно он знал точно – это будет не азербайджанка. В местную овцепаску мог влюбиться только такой неизлечимый романтик, как этот хохол Ромка Шамшур. Ермилову стало интересно, что же там за девушка такая, что его друг не может уснуть, думая о ней.

– Ладно, Ромка, не дуйся. Я же её не видел. Вот если увижу, то может, тоже влюблюсь. Только ты учти, у тебя тогда шансов никаких. Я сразу же покорю её своим чертовским обаянием!

Шамшур улыбнулся. Долго обижаться на товарища он не мог. В знак дружбы он ткнул его кулаком в бок, и тот милостиво позволил ему это сделать.

– А зовут её как? – снова укладываясь, спросил Ермилов.

– Джамиля. Что, плохое имя?

– Да, нет. Нормальное. Непривычное, правда. Сколько ей лет?

– Пятнадцать.

– Что! – заорал кочегар и снова вскочил. – Ты совсем чокнулся! Она ведь – малолетка! Что ты с ней будешь делать?

– Да пошёл ты! – резко и зло бросил Шамшур.

– Товарищи деды, – послышалось сверху, – я, конечно, извиняюсь, но вы так орёте, что, наверное, в Иране слышно. Мы вроде как на границе находимся.

– Ох, и дурак ты, Рома, – понизил голос Ермилов и отвернулся. – Давай спать.

Утром никто не вспоминал о ночном разговоре. Вернувшись на заставу, старший наряда рядовой Шамшур бодро отрапортовал, что за время «бдительного» несения службы никаких происшествий не произошло, и государственная граница на вверенном им участке так и осталась священной и неприкосновенной. Замначальника заставы по боевой части лейтенант Равиль Газаев доклад принял, после чего отправил военнослужащих спать. В общем, оба друга от недосыпания не страдали.

Перед тем как снова заснуть, Шамшур подумал, что было бы хорошо, если бы ему во сне явилась Джамиля. С мыслью о девушке он и проснулся. Вчерашний день уже не казался таким ярким. Шамшур даже подумал: не приснилось ли ему всё это? Случается ведь так, что после пробуждения человек ещё какое-то время пребывает в ошибочном мнении, что только что увиденный сон – это явь. Может и девушка, встреченная им на правом фланге, это всего лишь фантазия из его сновидений. Задумавшись, солдат стал вспоминать подробности вчерашней встречи. От этого сладко заныло в сердце. Нет, это был не сон!

Да, что же это такое! Неужели он и впрямь такой неисправимый романтик!? Шамшур сел на кровати и решил взглянуть на это дело по-иному. В конце концов, что он так о ней думает!? Ну, встретил местную смазливую девицу! Ну, понравилась она ему! Ну, и что? Что, после этого только и думать, что о ней? Чушь какая-то! Короче, надо избавляться от этого наваждения! Но как?

Шамшур почесал ногу, уставившись в одну точку. Поразмышляв, он пришёл к выводу, что лучший способ избавиться от иллюзий, это увидеть девчонку ещё раз и убедиться, что она обычная, ничем не примечательная азербайджанка, а его вчерашнее впечатление – это просто взыгравшие гормоны. Шамшур встал с твёрдым решением, что так и поступит.

***

Ближе к вечеру, проходя мимо дежурки, Шамшур заглянул туда и увидел дежурного по заставе младшего сержанта Кузнецова. Тот грыз карандаш и со страдальческим выражением лица смотрел на лист бумаги, лежащий перед ним. Это был черновик боевого расчёта на следующий день.

У Кузнецова были проблемы. По сложившейся на заставе традиции боевой расчёт, то есть список: кто, когда, где и в каком наряде будет служить, составлялся не офицерами, а дежурным сержантом. Уже готовый боевой расчёт клался на стол начальнику заставы и тот, проверив его и иногда подправив, заносил в специальный журнал.

Когда дежурным по заставе заступал старослужащий, то особых проблем не возникало. Все принимали факт своего назначения в тот или иной наряд как должное. Когда же дежурным оказывался молодой сержант, около боевого расчёта начиналась суета. Каждый, кто прослужил больше сержанта, считал своим долгом потребовать, чтобы его поставили именно в тот наряд, который он хотел. Удовлетворить все пожелания было невероятно сложно.

Младший сержант Кузнецов был как раз военнослужащим первого года службы. Составление боевого расчёта с учётом пожеланий «дедов» и «дембелей» казалось ему сложностью на уровне высшей математики. Он заполнил листок только наполовину – фамилий заставских авторитетов было больше, чем популярных видов наряда.

Когда дело дошло до назначения в состав передвижного поста наблюдения на правый фланг младший сержант загрустил. Наряд был нелюбим всеми. Вместо того чтобы где-нибудь залечь и переждать время, как это делали часовые границы по ночам, или пробежаться за два-три часа по флангу и вернуться обратно, как в дозоре, бойцы обязаны были маячить на границе почти целый день и постоянно передвигаться.

Даже служба на наблюдательной вышке или часовым на заставе была для многих предпочтительней. На вышке не приходилось бить ноги и жариться под палящим солнцем. Там можно было втихаря что-нибудь почитать или написать письмо; на худой конец, просто поглазеть в двенадцатикратный бинокль, наблюдая за сопредельной территорией или за окраинами соседнего с заставой азербайджанского села. Часовой же на заставе, если он был старослужащим, тоже чувствовал себя неплохо. Он мог, проходя мимо окна кухни, разжиться там кружечкой сладкого чая или покурить в укромном месте с кем-то из своих товарищей, поговорив на злободневные темы.

Факт, что так нелюбимый всеми наряд был на правый фланг, ещё больше уменьшал его привлекательность. Правый фланг был длиннее левого на три километра, а местность – куда рельефнее. Именно поэтому пограничникам приходилось постоянно переходить с места на место, чтобы не прошляпить местных проходимцев, промышлявших мелкой контрабандой, или ещё хуже, пропустить офицерскую проверку.