Ив Але - Поваренная книга дракона

Вот чем нужно было руководствоваться, называя ребенка таким именем? Чтобы каждый имел возможность называть тебя, как вздумается? Не как тебе нравится, а так, как кому-то хочется? Такое раздвигание границ с самого рождения. Хочешь, чтобы тебя звали Константин? Извини, дружок, но ты будешь Эндрик. Ну, да, как-то так, это же твое имя, в конце концов, мать дала тебе имя, и да будет так. Дракон неоднократно и бессмысленно ругался с матерью, убеждая ее, что ему не нравится слышать имя Эдриан в свой адрес, но Эмили была несгибаема, как осанка бешеной балерины. У нее было два аргумента, не подлежащие оспариванию и не подвергающиеся сомнению – опыт и мнение. Что бы ей не говорили, какие бы факты не приводили в процессе спора, все это осыпалось о «я знаю, что это так», как горох об стену. В отношении дракона Эмили тоже имела свою точку зрения. Да что там в отношении дракона! В отношении всего драконьего рода у Эмили имелись свои соображения. Жертвы, упорство, фанатизм и труд каторжника 2 2 из к/ф «Кошечка», новелла «Бешеная балерина» – исчерпывающий перечень правильных достоинств правильного дракона по версии матери. По поводу жертвенности самой Эмили у Дро были большие сомнения, но чаще всего он оставлял их при себе, улыбаясь под нос, когда мать рассуждала о том, как должно быть «правильно и благоразумно».

Только двое в окружении дракона не называли его по имени: бабушка и рыба. Хотя нет, рыба могла себе периодически позволить такую дерзость, но ей это прощалось. Он и сам не знал, почему, но ее эпизодическое хамство не нарушало его равновесия. Иногда, глядя на рыбу, он не понимал, как она вообще доросла до этого возраста и не потерялась в лабиринтах возрастной психологии.

Сидит такая перед ним, болтает ногой, вперившись в экран, потягивает белое вино. Смешная. А если оглянуться назад, туда, где она росла, мороз по коже-чешуе. Дракон знал далеко не все о ее детстве, но отлично помнил синяки, с которыми она приходила к нему в гости, когда они были маленькими. И этих синяков, которые она тщательно прятала под длинными рукавами мешковатых застиранных кофт и бесформенными секондхендовскими штанами, ему было достаточно, чтобы не знать, но понимать все.

Когда мы там, в детстве, мы, конечно, гораздо умнее, чем здесь, во взрослости, подумал дракон. Там нам совершенно хватало понимать без объяснений, определять без толковых словарей и выбирать сердцем, а не голосами в голове. А еще он помнил, что очень хотел изменить эти синяки, кофты и штаны. Ему было лет шесть, когда он пришел к Эмили и стал рассказывать все, чего он не знал, но видел. И тогда же он впервые увидел, как мама прячет глаза. Так-то она всегда смотрела прямо, прямо говорила и никогда не увиливала, даже когда и стоило бы быть помягче, она резала, как есть. Но вот тогда она пряталась, и дракон помнил это адское ощущение своей детской беспомощности. Тем вечером он слышал, как бабушка и мама долго то ли спорили, то ли ругались за запертыми дверьми кухни.

Уже гораздо позже он понял, что именно его слова изменили жизнь рыбы, и через какое-то время Тали забрали из дома в пансионат для девочек. Странно, что они почти никогда это не обсуждали. Лишь однажды ундина обмолвилась, что она будет благодарна его бабушке всю свою жизнь.

Да, бабушка – она такая, подумал дракон и посмотрел на свою подружку. Хорошо, что она пришла сегодня.

Тесто, тесто, тесто. Черт, Левиафана тебе… Ба, прости, пробормотал он, хлопнул дверью парадной и взбежал на второй этаж.

Тесто уютно расположилось в раковине, оно было живо и готово к употреблению. Это удача, что он вытащил его только утром, а не вчера вечером. Сто лет не готовил пирожки с яблоками и корицей. Вообще что-то давно не брал в руки скалки.

Дракон раскатал тесто, придерживая кончиком хвоста банку с мукой. Воображала ты все-таки, подумал он про себя, и не глядя, в несколько взмахов ножа превратил лепешку из теста в десяток ровных квадратов. Яблоки, корица, ванильный сахар. Ох уж этот запах корицы и ванили. Ноздри заходили ходуном, сильно захотелось есть. Но надо держаться. Надрезав слепленные пирожки, дракон посыпал их сахаром с корицей и улыбнулся сам себе.

Противень был идеально чистым, но как бы он ни противился неведомо чему, его окунули в воду, протерли полотенцем и расположили на острове в центре кухни. Да, дракон любил свою кухню. Как ни крути, это было идеальное место. С лучшей в этом городе плитой, просторной раковиной, комфортным во всех отношениях островом и мощнейшей вытяжкой для некоторых курящих. Дракон не привязывался к вещам, но свою кухню собирал долго и придирчиво. Он хотел много поверхностей, просторных шкафов, удобных секций для хранения. И, по своему собственному определению, потратил возмутительно много времени, собирая кухню по частям в разных концах города.

Вытащив из ящика пергаментную бумагу, дракон заботливо уложил ее на противне. Как же хороши все-таки новые технологии, подумал он, приоткрывая духовку, которая уже была готова печь, запекать, выпекать. Даже кофе не успел завариться. Бабушка бы, конечно, не одобрила кофе в чашке, но дракон так любил. Насыпать кофе с сахаром в банку, залить кипятком и ждать, когда кофеинки (или как они называются?) опадут. Потом перемешать ложкой, подняв кофейную пену, и добавить горячего молока.

Засунув противень в духовку, он потянулся за чашкой. Лежащий на столе, смартфон вздрогнул, прыгнул в мучную горку и заморгал.

– Мам, привет.

– Привет! А ты где?

Дракон поморщился: она всегда так начинала разговор. Личные границы? Уважение к приватности? Нет, не слышала. Временами дракону казалось, что Эмили смотрит на него, как на свою собственность. Впрочем, не только на него.

– Дома я. Ты что-то хотела?

– Ну почему сразу хотела? Мне просто интересно, где ты.

– На улице темно, я уже дома, – съязвил дракон. – Ты как?

– Прекрасно! Чем занимаешься? Ты читал мое письмо?

– Нет, еще не читал, – он вздохнул и добавил. – Я делаю пирожки.

– Опять?

Эмили кашлянула в трубку:

– Сын. Ну как так? У тебя отличная работа, железобетонные перспективы, ты был рожден для этого. Буквально пару лет, и тебя ждет отличная должность, у Лили молодая, но очень перспективная компания. Скажи, ну вот почему ты не можешь жить так, как надо?

На слове «буквально» дракон улыбнулся.

Сын, готовящий пирожки, был маминой болью. Такой абсолютной, кристально чистой, справедливой болью родителя, чей ребенок не делает, как надо. Конечно, у всех ее кузин были дети как дети, ее старший сын Соул был совершенно идеальным. Все росли большими, сильными и зубастыми, такими, какими и должны быть настоящие драконы. Ну кто вообще сказал ему, что драконы должны готовить? Поглощение, слияние, доминирование – где в этих словах мука, начинка, духовка? Нигде, правильно, и мама расстраивалась. Вернее, не так, мама была расстроена. Каждый раз, когда в их разговорах возникала тема готовки, Эмили была расстроена, и каждый раз, как в первый.