Сергей Конюхов - Манифест Маркиза

К тому же поедание пищи – процесс деликатный, интимный. Я, например, теряю всякую привлекательность, когда ем. Во мне пробуждаются какие-то древние животные инстинкты, широко раскрывается пасть, слюна капает с губ. Фу. Крайне неприятное зрелище. Впрочем, как и у людей. В тот вечер я имел возможность рассмотреть это во всех подробностях. Особенно раздражал меня седой, тот, что пришел первым. Он больше всех налегал на семгу и ел ее с какой-то особенной жадностью и вожделением. Так и хотелось ему чего-нибудь расцарапать.

И вообще, чем дольше они сидели за столом, тем более тревожно становилось у меня на душе. Какая-то злая агрессивная энергия витала в воздухе. Играла громкая музыка. Они пили вино, шампанское, коньяк и даже водку. И вместо того чтобы веселиться, они начали громко спорить, шуметь и даже ругаться. Один раз только все развеселились, когда заговорил вдруг один из молодых людей, до этого молчавший.

– Шепелины хороши! – вступил он в разговор, перебивая женщину с короткой стрижкой. – Вше эти Шоштаковищи и Шнитки фолжны им ношки штирать.

На мгновенье все стихло. Присутствующие с любопытством и непонятным мне весельем рассматривали этого гостя.

– Ванечка! – прервала молчание женщина с короткой стрижкой. – Почему у тебя все слова начинаются на «Ш»?

– Шубы делаю, – сказал Ванечка, сильно покраснев при этом.

– Шубы?! И дальше все громко и долго смеялись над незадачливым Ванечкой.

В тот вечер я прислушивался к их разговорам, затаив дыхание, стараясь не спугнуть интересную мысль, которая, по моему мнению, вот-вот должна была родиться в их беседе. Каково же было мое разочарование, когда после многочасовых рассуждений, мне не удалось уловить ни одного мало-мальски здравого суждения. Одна пустая болтовня о ценах, о тяжелой ситуации в стране и о нехватке еды в магазинах. Особенно громко выступал тот седой, который налегал на семгу. А как же истинные ценности, вечные проблемы бытия? Как-будто их и не существует вовсе. Мне было ужасно обидно и стыдно за бесцельно потраченное время.

Потом они смотрели телевизор, танцевали и даже пели. Несколько раз сожители звали меня вниз к гостям. Еще чего! Только пьяной компании мне не хватало. В общем, я сумел проявить твердость и отмести все их ухаживания. Весь вечер я был напряжен; отчасти из-за опасности, исходящей от этих людей, отчасти из-за того, что я тем самым давал им понять, что они находятся здесь до тех пор, пока я их терплю, но не более.

Так продолжалось почти всю ночь, и только под утро, когда все уже хорошо напились и устали, они потихоньку угомонились и стали укладываться спать. Причем некоторые прямо здесь же на диване и на полу. Только когда все уснули, я потихоньку спустился на стол и осмотрел остатки пиршества. От семги осталось одно воспоминание и легкий дурманящий аромат, этот седой дядька-скотина постарался. Зато осталось много салата оливье. Я не очень люблю смешение вкусов. Но тогда был рад и этому. Правда, если бы я делал оливье, я бы убрал из него картошку и добавил больше мяса. Тогда же я понял: ничто так не успокаивает нервную систему, как хорошо приготовленный майонез. Он сразу облепил мой язык, зубы и наполнил сытостью все мое существо. Жуя остатки окорока, я начал радоваться жизни и даже немного опьянел от переполнявшей меня радости. И лишь потом я разглядел в конце стола небольшую тарелочку со шпротами. Маленькие, восхитительно-копченые рыбки быстро оказались в моем желудке, и я, удовлетворенный, спрыгнул со стола и укрылся под диваном.

Здесь в тихой полудреме в предрассветной тишине мне, наконец, удалось насладиться своим положением в жизни. Праздник удался, и приятное урчание моего живота постоянно напоминало мне об этом. В ту ночь я опять медитировал. Для того чтобы погрузиться в это блаженное состояние, недостаточно только хорошей еды. Нужно особое расположение духа, концентрация внутренней энергии и определенная расслабленная позиция, в которой важнейшее значение имеет положение хвоста. Нужно сложить его колечком вокруг передних лап, а голову положить на мягкую подушечку. Тогда поток космической энергии буквально накрывает мое сознание. Я ощущаю невероятный поток, которым наполняется мой мозг. Информации так много, что я не успеваю ее запомнить и после пробуждения с трудом пытаюсь вспомнить и воссоздать картину мира, открывшуюся во время медитации. Многое, к сожалению, теряется, но кое-что мне удается сохранить в своей голове надолго.

Например, в ту ночь я начал формулировать свои жизненные принципы. Первыми из них были рациональность и целесообразность. Я понял это совершенно отчетливо. Если я хочу прожить долгую и благополучную жизнь, я должен вести себя именно так. Не мозолить глаза своим сожителям, а тихой сапой, терпением добиваться от них признания своего привилегированного положения.

И еще, именно тогда, в первую новогоднюю ночь, я начал обдумывать свой Манифест.

Да что там!

Сидя на шкафу, в самый разгар веселья я нацарапал на случайно оказавшихся там обойных листах основные положения своего Манифеста.

Как всякое мыслящее существо, я посчитал своим долгом заранее озаботиться о сохранении своих размышлений, чтобы в дальнейшем сделать их доступными широкой общественности.

А как иначе? Должен же кто-то сытый и мудрый раскрыть юношеству глаза на этот мир, порой жестокий и ужасный, но неизменно прекрасный и полезный. Я делал это для того, чтобы каждый живущий на земле котик смог найти свой теплый угол и применение своим талантам.

Вот как-то так, в муках и озарениях, рождался мой манифест.

Каким же тяжким было мое пробуждение! За окном было темно. Тьфу. Аж противно стало. А ведь и действительно, я едва успел проснуться, как меня вырвало. Потом еще раз. И еще.

Черт. И зачем я ел это оливье?! Если бы я делал этот салат, я бы заменил в нем картошку рыбой. Да и майонез там не нужен. В итоге от него у меня страшно разболелась голова и наступила депрессия. Покончив с болезненной процедурой очищения, я тихо пробрался в свой безопасный уголок под ванной и тихо проспал там до наступления вечера.

Ах, какой долгий рассвет сегодня. Никак не просветлеет за окном. Или я проснулся слишком рано, и мысли-воспоминания так и прыгают в моей голове, как двухмесячные котята. Кажется, сожитель оставил мне с вечера немного творогу. Пойду, подкреплюсь немного, а потом подремлю еще часок для полного восстановления жизненного восприятия. Да и вспоминать молодые годы лучше в тепле и на сытый желудок.

Но все же почему я так подробно вспоминаю тот Новый год? Да потому что в ту ночь я начал лучше понимать людей, их устремления и мотивацию. Хочу я этого или нет, я со всех сторон окружен людьми, и мне приходится дружить с ними, дабы не погибнуть.