Евгений Сафронов - Город У

«Проверю – и пойду спать! Пофиг мне: пусть хоть взорвётся тут всё… Это крысы, наверное. Или холодильник какой-нибудь сломался».

Сторож надавил плечом на одну из тяжелых дверей, обшитых серой фанерой. В кладовке было темно, как в кроличьей норе. Он обнаружил, что забыл сотовый в каморке, так что подсветить нечем. Где здесь включается свет, он убей бог не помнил. Секунд пять он всматривался и вслушивался в густую темноту; серые пятна чуть подрагивали по невидимым углам комнатки. Этот коридор выпадал из обычной столовской звуковой атмосферы, и поэтому тут стояла такая тишина, что звенело в ушах.

Рослик потянул дверь назад и осторожно прикрыл ее. Ему почему-то стало нехорошо, как-то жутко от всего этого – от беготни, странных звуков и серых пятен по углам.

– Пойду-ка я, – сказал он громко. – Нечего мне тут делать, дурака валять. Хоть разгромите тут всё…

Он сделал несколько шагов, чтобы выйти из коридора, – и снова услышал визг, словно кто-то гнул толстые заржавленные петли или мучил гигантского котёнка. На этот раз источник звука был так близко, что ему показалось, будто петли заскрипели в голове.

Сторож на всякий случай пригнулся и посмотрел вверх.

– Да какого фига!? Потолок, что ли, рушится? – срывающимся голосом шепнул Рослик и понял, что лучше и впрямь вернуться в каморку – от греха подальше.

«Запрусь там, подушку на ухо – и до утра как-нибудь дотяну. Утро вечера по-любасу лучше. А с потолком дурацким пусть вон заведующая разбирается».

Он решил выйти с другого конца коридора: оттуда и ближе спускаться до сторожки, и можно одним глазом глянуть на остальные двери. Диггер, как мышь, прошмыгнул мимо запертых и чуть приоткрытых дверей, косясь на сочащуюся из щелей темноту. Завернул за угол, чтобы спуститься на первый этаж и… остановился, выпучив глаза. Лестницы не было. Не было и всё тут!.. Он снова стоял в коридоре с подмигивающей лампочкой, подвешенной на специальный металлический столбик, который крепился высоко вверху.

– Как это? – пробормотал наконец Рослик. – Тут так нельзя…

Он отлично помнил, что из коридора с шестью дверьми нельзя сразу попасть сюда же. Если бы кому-то вздумалось проделать такое круговое движение, ему пришлось бы спуститься на первый этаж, пройти мимо гардеробной-сторожки, снова подняться по лестнице и через большой зал – в помывочную, где и была дверь в коридор.

– Наверное, я как-то не так пошёл, – оправдывался он. – Надо вернуться обратно. И свет заодно выключить.

Он протопал до выключателя и хотел было уже щелкнуть им, но оставил всё как есть. «Утром выключу. Пусть горит – всё безопаснее…» – и он, открыв вход в помывочную, перешагнул порог. И замер. Перед ним снова был всё тот же коридор – уходящий куда-то в темноту, бесконечный, с шестью дверьми.

– Д… да что же это вы… – засипел Рослик; язык вдруг стал большим и едва помещался во рту. – Играть со мной вздумали? Сволочи такие-растакие…

Он от души выматерился, надеясь, что это поможет вернуть всё на места – так, чтобы коридор стал обычным, а не круговым.

«Вчера вроде бы не пили… Из гостей был только Колян… Но он потом ушёл… – часто моргая, он едва поспевал за собственными мыслями. – Сон это. Точняк. Сон! Щас вот как…» – он не успел додумать мысль и с размаху ударил кулаком в стену. Костяшки пальцев тут же окаменели. Сторож охнул и, закусив губу, принялся баюкать правую руку.

2.

– Тоже удостоился, так сказать? С почином тебя! – Колян громыхнул стаканом о железную кружку Рослика и, не дожидаясь, сделал три больших глотка. Бывший диггер тоже пригубил. Спиртовая настойка обожгла горло и сгладила дрожь внутри; стало чуть легче.

– И с тобой тоже так было? Коридор…

– Коридор, – кивнул собутыльник, – но не так. Я топот слышал.

– Топот?

– Да. Бегали там. И кричали. И на помощь звали. Много-много раз. Я даже привык к этому – и перестал выходить, а поначалу тоже как ты реагировал. Вон загляни под кровать… Видишь монтировочку? Вот с ней полночи мотался по этому коридору, врагов искал. А теперь – всё, баста. Учёный стал, – Колян вытащил пробку из фляги и обновил их кубки.

– И как же… – Рослик не знал, что сказать.

– Как? Очень просто. Я тут третий год работаю, пообтёрся, приспособился. А остальные – у кого с нервишками не в порядке – сматываются. И месяца не держатся. Вот до тебя здесь Антоха работал, у него прозвище «Гробовщик». Тусню приводил, травку курили, орали, водку лакали так, что наутро весь первый этаж заблёванный был. Я ему: «Антох, ты пойми: здесь так нельзя. Это место музыку любит, покой, разговоры душевные». А он – мычит в ответ, как бык. Ну и домычался – инсульт шарахнул. Да, ему всего-то тридцатник, а утром повара нашли всего обоссанного и парализованного на правую сторону. А насчет музыки… – Колян прикурил сигарету и затянулся; Рослик тоже угостился дымком. – Насчет музыки – тут вообще отдельная песня. Вот через нее я с ними и подружился…

– С кем?

– Ну с ними – кто тут бегает, бормочет и визжит. Не знаю, как их назвать. С силой этой. Я ведь тоже не железный, чтоб херь эту паранормальную терпеть каждое дежурство. Поработал месяцка два – еще когда только начинал тут – и думаю: «На фиг надо! Здоровье дороже денег – уволюсь к такой-то матери…»

А тут ко мне Санёк приперся в одно из дежурств, – ты его не знаешь. Он тут лабал вместе с местными в рок-группе – и басист, и барабанщик. А по натуре – грёбаный шаман. Повёрнут тут на всём этом – книжки читал, молитвы знал. Он щас в Москву подался, я с ним уж все связи растерял. Так вот: он как услышал посреди ночи всё это – вскочил, глаза горят! Ну я его заранее не предупреждал, я вообще не люблю распространяться про такое. Рассказал ему, сходили мы в тёмный коридор, где шесть дверей-то этих. Выпили – всё как полагается, чтобы обсудить, так сказать, обстановочку. И под утро он мне говорит: «Я с ними подружусь. Вот увидишь, говорит. Жди меня на следующее дежурство».

Я головой покачал, но мешать не стал. Думаю: «Обломается – так его проблемы. Не мои». И этот чел, прикинь, припёр через два дня барабанную установку. Ну попросил там ребятишек – они вечером на тачке подвезли, когда уж поварихи все разошлись. Перетащили мы всё это дело на второй этаж, собрал он там эти все тарелки, гуделки-моталки-барабаны и – вниз ко мне в сторожку.

«Теперь, говорит, подождем». Ну нет вопросов. В карты с ним сыграли, покурили, я телек включил, кемарить уж стал. А Санек – не спит. Лупится вон на стену и сидит с открытыми глазами, слушает. И вдруг – мать его за ногу – бам-барабам, бам-бам! Чё такое?! Никогда такого здесь не слышал.

«Ага, – говорит. – Нашли, значит. Они щас поиграют немного, а потом мы к ним подымемся!». Я молчу. А чё тут скажешь? Еще десять минут тишины. Потом опять – бам-барам-бам-бам. И в тарелки – быц, быц! Быц-быц!