Сергей Васильцев - Право на одиночество. Часть 1

«Почему она едет в метро, а не взяла машину? Или врача на дом? – Мысли проплывали вялые и пресные как кефир с похмела. – Или ухоженный вид – сплошная видимость. Остатки былой роскоши, да какой там роскоши – просто остатки. В то же время перс – большие деньги. Однако тварюжку жалко. Бестолковые эти бабы…» Кот немного приутих в своей камере. Женщина в очередной раз попыталась привести в порядок лохмотья кожи на руках. Безрезультатно. Соседка что-то тараторила ей в самое ухо. Было ясно, что хозяйка кота не разбирает ни единого слова. Не до того ей.

Сумка больше не шевелилась. И поэтому женщина заглянула в нее снова. Вот тут кот и рванулся. Рванулся так, будто пытался выдраться из собственного тела. Сбежать от кого угодно. Даже от смерти. Но хозяйке удалось перехватить и этот бросок. Она вцепилась обеими руками в уже наполовину появившегося из сумки зверя. И, несмотря на то, что кот, утробно визжа, кромсал зубами ее ладонь и, растопырив когти, отчаянно загребал лапами, погрузла его обратно. Животное сразу затихло. Она, не отпуская кота, осторожно перебирала пальцами его шерсть, и что-то по-матерински нежно шептала в сумку. Вдруг губы ее остановились, и глаза стали округляться, превращая лицо в трагическую маску. Женщина резким движением расстегнула молнию и выхватила из сумки перемазанную кровью белую тушку, поднесла морду кота к самому лицу и секунд десять смотрела на него

– Все… Все.. Умер… Гады.. Гады, гады! Чтоб вам всем! – пассажирка заверещала, голос сорвался.

То, что только что было котом, хозяйка швырнула назад в сумку и рванулась к дверям по ногам шарахнувшейся от нее соседки. Я поднялся и пошел следом. Была моя остановка. «Хороший пролог для новой жизни, – вылезла откуда-то сонная мысль, – А все-таки жалко тварюжку».

На выходе меня ждала неожиданно промозглая погода и совершенно пустая улица. Даже бомж – старожил этих мест куда-то убрел в такую ночь. Центр города напоминал летучий голландец с расправленными парусами. В нем ощущалась жизнь даже без живых существ. Ночь перевалила на вторую половину. Взгляд уже настолько привык к этому пути, что совершенно не цеплялся за архитектурные изыски. Только вежливо отметил, когда довел меня до родной подворотни. «Вот парадный подъезд… По каким-то там дням». А ночам? Это уже современная практика. Старинная лестница с облетающей штукатуркой, грязью, пакетами с остатками клея, окурками и запахом кошачьей мочи и странными витражами. Первый этаж. Дверь квартиры с несколькими кнопками звонков на косяке. Недра коммуналки. Дома. Оставалось только стащить с себя выходной мундир, навестить туалет и почистить зубы. Я уже засовывал ногу под одеяло, когда зазвонил телефон.

– Здравствуй, милый, как дела? – произнесла трубка.

«Вероника!» -и, боясь показаться чересчур радостным, – Сплю.

– Мне попозже перезвонить?

– Нет. Что ты. Никогда! Ни в коем случае! Извини… Пожалуйста, – последнее слово мои губы почти промурлыкали.

– Да ведь я и не обиделась вовсе. Ну же, все-таки, как дела? Или можно сразу начинать поздравлять? Ты ведь у нас такой умненький, – по голосу было слышно, что она улыбается в трубку. А когда она улыбается, глаза ее светятся, и на щеках появляются ямочки. – Я от мамы звоню…

– Ушла уже? Совсем? – Я замер, потряс для большей убедительности головой, но так и не понял, какие же чувства вызывает у меня услышанная только что такая долгожданная фраза. Зыбкость наших отношений превратилась уже в неизменность, незыблемость и задавила всякие надежды на перемены. Даже в худшую сторону.

– Нет еще… – Молчание. Но мне не хотелось его прерывать, – подождем до конца отпуска… До начала. Мы же с тобой. Только два дня осталось. Потерпи, заяц.

– А завтра? – выдохнул я, наконец.

– Завтра у тебя «группа товарищей». Не стану в нее соваться.

– Почему?

– Потому, что еще не время. И не собрана я совсем… – «Продолжаем играть в прятки». А в телефоне уже звучало. – Да, да, мама, сейчас иду.

– Не клади трубку! – взмолился я.

– Мама совсем расклеилась. Мне нужно тут похозяйствовать немножко. Не грусти, малыш. У нас целых две недели впереди.

– И целая жизнь.

– Согласна… – она почти бросила трубку, чтобы кавалер не успел зацепиться за следующее слово и удержать у аппарата.

Я еще какое-то время стоял с этой штуковиной в руке и закрытыми глазами, представляя, как Ника запахивает легкий халатик и спешит по коридору. Длинные русые волосы небрежно перехвачены массивной заколкой. И вот я стою, а она уходит от меня по коридору. Ее маленькие ступни тонут в ворсистом ковре. И тишина движется вместе с ней. Как часто потом всплывал передо мной этот образ. Но тогда у него были только одни цвета – колорит осуществления желаний. Я осторожно пробрался в постель, чтобы не спугнуть ожившую ирреальность. И она плавно перетекла в сон. И ей некуда было от меня деться. Мальчик с барашком грозил пальчиком со старинной картины в массивном позолоченном багете. И его улыбка еще не казалась мне такой зловещей.

Однако сон плыл дальше, странным образом трансформируя события прошедшего дня. В сумеречном небе натянулась струна, и по ней разгуливал белый персидский кот. Он улыбался не хуже чеширского и чертил в воздухе невесть откуда взявшейся указкой кабалистические знаки. Линии багровели, и письмена становились видимыми, но это ни капли не приближало меня к их пониманию. Потом по законам жанра указка превратилась в черный двуручный меч, которым кот с размаху рубанул по струне и полетел вниз. Его глаза стали моими. И в ощущения ворвалась тошнота ускоряющегося падения… Вслед за ним на меня обрушился новый день.

«Разрешите познакомиться!» – я вылез из душа, доковылял до комнаты, скинул халат, встал перед большим антикварным зеркалом и попытался принять величественную позу. Получалось не очень. Но голову следовало чем-то занять. И чёрт с ним, со стариком Фрейдом и его толкованиями сновидений.

Из зеркала меня с любопытством разглядывал молодой человек лет двадцати пяти. Среднего роста с довольно стройным и гибким телом. От Homo superior не прослеживалось ни единой черточки. Мышцы, хоть и не дрябловатые, не несли на себе никаких следов долгих и плодотворных физических упражнений. Не то чтобы совсем хилон, но… Ноги скорее длинные, чем короткие. И все тело – вполне пропорционально. «Спасибо маме с папой!… Ну и повезло же мне, – продолжил я неуверенно. – А что, как возьмусь еще…» Эта заява была еще похлеще, чем «Вот как возьму, да и брошу… Запросто!» На последнем слове оптимизм окончательно иссяк. Осталось только похихикать. И то скорее, чтобы заполнить образовавшуюся паузу.

Покалякаешь так в пустоту и вроде бы вылез из скорлупы одиночества. Того одиночества, которое всегда с тобой. Даже в толпе, и даже скорее всего в этой толпе. Даже в компании, даже в узком кругу. Того, которое в конце концов становится частью существа, и тогда пресловутое «второе я» превращается в голос за кадром, уже совсем не обращая на себя внимания. Какое там раздвоение личности! Самый, что ни на есть человек. Человек, который звучит??.. Homo, который ездит на метро, который не создает проблем, и поэтому никому не интересен. Следующая ступенька после человека толпы. Знать бы еще в какую сторону… «Только экскурсов в области мировоззрения мне сейчас и не хватало».