Владимир Владимирский - Здравствуй, жизнь! или Записки прозрачного юноши

В голове вертелись мысли, ведя дискуссию между собой: “Я прошел в ванную. Умылся. Вышел. Включил в зале телевизор. А там ужас что творится… С экрана смотрит почти готовенькая третья мировая война… По всем каналам новостей орут вовсю! Да, тогда точно, какие там романы! Американцы и НАТО безбожно бомбят Югославию. Выходит, что Президент Югославии – самое главное зло, уничтожал албанский народ, потому и бомбят. И вот еще Россию хотят впутать. С ума посходили. Двадцать первый век впереди. Мало, видно, уроков история преподнесла. А в России вдобавок затянулся экономический кризис…

Позавчера, плюс ко всему, повестка пришла из военкомата. В течение часа явиться на сборы. Бросился к телефону. Позвонил. Сказали, что я первый, кто позвонил. Никто воевать не хочет…

Сам я о срочной службе иногда вспоминаю: выворачивает и тошнит! Уже давно во всем мире наемные войска, а у нас всё – военнообязанные. Пособники смерти…

…Ужинать – решил в принципе, не буду. Чем меньше человек ест, тем дольше живет. Внутренние органы меньше нагрузки испытывают, и тем самым сохраняют свои функции, да и меньше растут… Лучше вместо ужина книжку почитаю…

А теперь – спать, а то не высплюсь. У директора вечно вид не выспавшегося. С утра смотрит на тебя дикое и нездоровое лицо дегенерата…

Всё спать, спать…”

(Немного о дьяволе)

… Так кто же ты, наконец?

Я – часть той силы, что

вечно хочет зла и вечно

совершает благо…

(Гёте, “Фауст”)

Чтобы заглянуть в эту главу, придется воспользоваться Машиной времени, изобретенной благодаря совершенному озарению Герберта Уэллса, машиной, которой мы все будем пользоваться еще не раз.

Мы возвратимся в прошлое Немошкалова, когда он только начинал работать над своей рукописью под воздействием некоторых обстоятельств, повлиявших окончательно и бесповоротно на дальнейший ход его жизненных приключений…

***

Машина работает исправно. Мы с Вами, Читатель, у цели…

***

В то время – время свободы, эта лучащаяся штука, свобода, что вдунула в него свое дыхание после жестоких армейских уставов и заборов из колючей проволоки, была настолько своевольна и прекрасна своим неуставным образом, что он, бывший солдат срочной службы, как будто заново учился ходить, как счастливый ребенок, аккуратно ступая по Земле…

На Земле же его ждали проблемы…

Когда ранее Немошкалов заканчивал институт, в его мировосприятии всё представлялось легко и просто…

Молодой человек в белой (именно в белой) одежде. Его везде ждут. Он всем нужен!

…Но – вместо этого:

1.Сначала срочная служба.2. Невозможность устроиться без хороших связей на хорошую работу. 3. Неясное будущее…

Посему, будучи человеком интеллигентным (интеллигентом – по крайней мере, истинным, быть трудно), скучая целыми днями дома, пока еще не найдя работы, он решился попробовать сесть за роман.

Немошкалов тревожился двумя вопросами, на которые он так и не добился ответа:

1.Что же поведать Человечеству?

2.Когда я закончу опус, куда и как мне, простому смертному, его донести, то, бишь, как попасть к своему Читателю?

Смысл всех этих стараний был ему неясен, они представлялись вратами в некое святилище, где царил ужасающий, ничего не обещающий, непроглядный мрак…

***

Что же делать нам, потенциальным Читателям? Найдем нашего героя в его кровати. Он вот-вот проснется после очередных, вчерашних, писательских подвигов. Сцена бытия разворачивается к нам лицом, и мы всё видим, как на ладони: прелесть грез – замысловатую разновидность узоров.

Сменяются кадры виртуальной хроники. Перед нами знакомое жилище уже в других тональностях: особо приятное, тихое, грандиозной круговой панорамой, открывающей заваленный книгами письменный стол и немного полезных домашних вещей, и самое главное – перед нами пробудившийся, и уже размышляющий Немошкалов:

"Мне приснился странный сон. Очень странный. Как бы там ни было, я был готов его записать… Я полностью снаряжен: шариковая ручка начеку, в доме тихо, сигареты и спички рядом.

И я готов выстрелить Здравому Смыслу прямо в сердце. Итак —

“Мой сон

1.Изначально всё было просто.

2.Я превратился в неизвестного Петрова, у которого невесть что творилось в голове. Петров предупредил, конечно, что удивляться ничему не надо, что он – это я, и тревожит этого Петрова одно, что “он несчастный Петров, лежит в своей койке посередине белого дня, и начинает себя, Ранимого Петрова, жалеть, и слегка ныть, раздумывая о том, зачем он вообще явился в этот мир (!?)”. Я – не выдержав столь ехидного намека с его стороны, даю ему, щадя, пощечину, и заявляю: “Вы, Петров – хам! Вам надо бы убраться восвояси!”

– Позвольте, куда же мне идти, – кричит он, как резаный. – Идти-то некуда, – и злобно подсмеивается.

– Не знаю, – ледяным голосом отвечаю я, импульсивно прикрывшись руками. – Мне всё равно. Вы, наверное, черт, вот и убирайтесь к чертям, и не занимайте сон! – истерично кричу я и машу руками.

Странно, что он, посмотрев мне в глаза, послушался, и моментально испарился…

А чуть погодя я уже очутился на главной улице города в виде “блистательной пустоты”, говоря честно, я никак не мог взять в толк, если я был пустотой – то, что у нее за вид? Я, наверняка, хотел стать невидимкой. Пустота (это я) очутилась в хрустальном шаре – в нем шел усиленный снегопад. Снегопад начинал прямо-таки поднадоедать, и пустота уже витала в небесах:

“Какими маленькими кажутся свысока эти степенные приливы и отливы! Земные радости льются потоками. Каждый предмет – воплощенный Рай. С большими предосторожностями я продвигаюсь среди равнин и холмов. Я созерцаю, как воздушные края сливаются с небесами…

Вот – на пустой фотографии – пустой сумасшедший, что робко трудится в полуразрушенных полях и переворачивает Землю, переполненную прекрасными стеклянными осколками. Это красота, облаченная в свет:

Я один на плато – в котором заключены для меня вся мировая гармония, весь бесконечный синтез эволюции личности.

О! Я сбрасываю наземь волосы, затем все части тела (?!), сбрасываю небрежно в белизну Мимолетного…

Цвет неких сказочных явлений-приветствий потемнел до едва различимого крика:

Я замечаю издали… Высокое дерево, к которому приходят поглазеть друг на друга животные. Они вскормили и напоили его много веков назад.

…Раздаются ужасные раскаты… смеха, однако, не дерзайте смотреть подолгу этот сюжет без подзорной трубы – это страшно: кто угодно может вступить в этот, отливающий кровавым, коридор, и… проверить, не развешаны ли там его грехи – прелестные картинки, хотя и в очень серых тонах…