Василий Грибанов - Хохол – родимый край

В буфете в столовой работала Соколова Клавдия Алексеевна, полная солидная женщина лет пятидесяти, с большим житейским опытом. До приезда в Хохол она работала в буфете при ресторане в городе Воронеже. Сестре она дала совет: «Маш, ты подходишь к клиенту и спрашиваешь, что вы будете заказывать, или что вам принести, или что вам подать и т. д. то есть называть надо на вы». Официантки наказ давали: несешь первое блюдо, будь осторожна, не облейся, потому не отвлекайся. А секрет весь в том, что тогда подносов не было. Когда сестра освоилась на должности официантки, Клавдия Алексеевна стала ее приучать к работе в буфете. Вечером, когда народу было мало, сестра вставала за прилавок, начинала обслуживать клиентов. Клавдия Алексеевна садилась на стул и наблюдала за ее работой. Так потихоньку она набиралась опыта. А у Клавдии Алексеевны возраст был солидный, она уставала, работали по 16 часов, охота было посидеть, отдохнуть.

Два года сестра отработала официанткой, потом стала работать продавцом в буфете, и это только по настоянию Клавдии Алексеевны, та внушала в нее уверенность. «Маша, ты не бойся, ты готова, ты сможешь». Сестра боялась, что проторгуется и заберут корову. В деревне, кроме коровы, нечего было брать. Клавдия Алексеевна помогла, а точнее, научила, как правильно делать отчет. Когда сестра первый раз самостоятельно встала за прилавок, она приходила и интересовалась, как дела. 40 лет она отработала в столовой за прилавком, она знала весь район, а район знал ее. Потому что она выезжала в села, колхозы с автолавкой. Дважды отчет сестра делала под контролем Клавдии Алексеевны, а трижды я вместе с сестрой делал отчет. Я считал карандашом, а она на счетах. Проверяли более крупные суммы. Если сальдо и бульдо сходилось, значит, нормально. Если нет, делали пересчет, кто допустил ошибку. Отчеты она сдавала очень аккуратно. Бухгалтера говорили: «Маша, твой отчет можно не проверять, ошибок у тебя не бывает».

В 1952 году я все же закончил 7 класс, получил свидетельство об образовании. Ребята решили поступать в мореходное училище. У меня тоже появилось желание. Я начал собирать документы. Мама мне говорит: «На кого же ты нас оставляешь? Я ждала помощи, а ты бросаешь нас». И я свое желание был вынужден оставить. Двое парней уехали, поступили и стали моряками. Жизнь у них семейная не сложилась, и прожили они недолго. По 8 месяцев находились в плавании.

Этим летом я работал в колхозе, во время уборочной страды на волах на бестарках отвозили зерно вдвоем с братом двоюродным. Я работал как бы за маму. Бестарка – это большой ящик, сбитый из досок. В него насыпали комбайном зерно, и мы везли его на ток. А на току зерно с бестарки сбрасывали в ворох деревянными лопатами. А управляли двое потому, что если волы куда-то пойдут, то их не остановишь. У нас у каждого палка и идешь рядом с головой. Причины какие были – овода донимали, волы бежали от них в кусты. Или пить захотят – бегут к воде. Остановить их можно ударом палки по морде. Работали дотемна, в полночь шли на речку обмыться, смыть пыль, да и ости от ржи стряхнуть. Отработали мы ровно месяц, я подал документы в 8 класс, а брат ушел работать на склад к старшему брату.

Первый раз мне пришлось работать в колхозе, когда посеяли мак. Будущий мой тесть Василий Ефимович собрал всех и говорит: «За опиум вам будут давать сахар и мыло, а в конце вам выдадут морячки». Мы поверили и согласились собирать опиум. (Морячки – имелось в виду одежда, как у моряков). Нарезать головки мака при закате солнца, а чтобы опиум не ушел внутрь головки, надо делать очень аккуратные надрезы, чтобы не порезать кору насквозь. Когда ты нарезаешь головку правильно, молочко выступает наружу и в течение ночи оно застывает и становится густого коричневого цвета.

Вставали в три часа ночи и шли собирать опиум, иначе он сильно затвердевал. Собирали специальными ложками, на них сделан полукруглый вырез, который обхватывает головку и соскабливает с нее опиум, а затем кладешь его в специально выданные нам баночки. Нарезали головки ножами, которые были закреплены в деревянные ручки. Ручки были с одним ножом, с двумя или тремя ножами. Я нарезал головку в три ножа, приспособился и собирал все больше опиума. Брат двоюродный двумя ножами нарезал, но у него много было брака, тугодум, заторможенный мозг. Собрав опиум, мы эти баночки сдавали в кладовую по весу кладовщику. А он давал сахар и мыло. Мы где-то с месяц работали, собирали опиум. А вот морячки нам не выдали. Мы планировали, что закончим сбор опиума, наденем морячки и будем щеголять по деревне, но не получилось.

В среднюю школу мы пришли 1 сентября. Девятый и десятый классы сразу вошли в школу, они знали, где их кабинеты. Восьмые классы устроили перекличку на улице, кто из какой школы прибыл. Как оказалось, в восьмых классах кабинеты переполнены, мест не хватает, даже на подоконниках сидели. Я попал в класс «Д», еще 2 девчонки и парень из нашей школы были там. Потом последовали отчисления. У кого отцы были живы, но были троечники, их отчислили. А у кого отцы погибли на войне, тех не отчисляли. Это длилось недели две, потом нашли, освободили помещение в церкви, она была школой, и все ученики вернулись в школу в 8 класс. Когда я заканчивал учебу, в средней школе нас осталось шесть десятых классов.

Один эпизод я все же опишу. Пришла к нам преподавать химию Галина Григорьевна, начала с нами знакомиться. Вызывает одного к доске и начинает прощупывать, знания практически были нулевые. В семилетней школе были учителя, не имеющие специального педагогического образования. Вызвала она четыре человека, пятым вызывает меня, поспрашивала и говорит: «Кто у вас преподавал химию?». Я отвечаю: «Лариса Ивановна». «Кто такая? Я таких химиков не знаю». Я говорю: «Лещева». «Все равно не знаю». Тогда я говорю: «Директора Сталинской школы дочь». Тогда она заголосила «ой-ой-ой» и взялась за голову, говорит: «Тогда все ясно. Сегодня останетесь на дополнительные занятия». Шестой урок закончился, мы сумки на плечи и хотели удрать (книги мы носили в командирских полевых сумках). Галина Григорьевна – женщина хитрая, на минуту раньше отпустила учеников и стоит у двери, вернула нас всех в класс. Пишет на доске: железо – какой валентности? Цинк, сера – какой валентности? С металлов перешла на кислоты, написала формулы соляной кислоты – какая валентность? Затем формулу серной кислоты – какая валентность? Потом вопрос: почему определяют валентность кислот? Мы не знали и не могли ответить. Потом она нам говорит: «Валентность кислот определяется по водороду». Мы этого не знали. Она оставляла не только нас, а многих других. Учила, как определять атомный молекулярный вес. Шесть раз я оставался, и в голове в мозге произошел просвет. Вот что значит – знать свой предмет в совершенстве и уметь его преподать. Про химика Ларису Ивановну раньше ходила такая легенда в виде анекдота. Раньше не было часов, и как ориентироваться по времени, не знали. И вот однажды учителю показалось, что долго нет звонка на перемену. Учитель говорит: «Ларис, сходи в канцелярию и узнай, сколько времени». Она пошла, зашла в канцелярию, а там никого нет. Она посмотрела на часы и отправилась в класс. Учитель спрашивает, сколько времени. Лариса отвечает: «Большая на маленькую залезла», имея в виду стрелку. Это рассказал одноклассник, который учился с ней. А вот другая быль. Купил парень ручные часы, идет, его спрашивают, сколько времени. Он протягивает руку, говорит: «На, посмотри, мне некогда». Вот такой в то время народ был темный. Только послевоенный прогресс двинул страну вперед. Хорошо, что в советское время было бесплатное образование. Физкультура – чтоб сдать на значок ГТО, надо подтянуться 10 раз. Военное дело – мы стреляли из малокалиберной винтовки по мишени. Черчение – смотришь на чертеж и понимаешь, что ты будешь делать. Физика – в армии я был радиотелеграфистом, проще радистом, там схемы приемника-передатчика, все эти азы мы получили в школе. Командир взвода говорит: «Ты как старослужащий солдат по физкультуре». То образование, которое было в СССР, дало много грамотных рабочих, техников, инженеров, ученых. Среднее образование должно быть обязательно. Все предметы, которые преподают в школе, необходимы в жизни. Жизнь сложна, она не стоит на месте, а движется вперед.