Валерий Казаков - Саша. Маленькие повести

– Ты, Паша, об этих Небогатиковых ничего не слышал, конечно, а между тем, старик твой не врет, – сказала она. – Отец его, Яков Евсеевич Небогатиков, родился в деревне Щино, Нолинского уезда Вятской губернии. Потом приехал в Нолинск вместе с матерью. Занимался сбором тряпья, торговал дровами, кое-как сводил концы с концами. И вдруг удивил всех знакомых, – начал строить кирпичный дом на главной улице, большой двухэтажный с каменными флигелями и надворными постройками… По Нолинску поползли слухи, будто нашел Яков в тряпье большие деньги, по забывчивости переданные старьевщику. С этого всё и началось. Стал он заниматься прибыльным купеческим делом. И превратился из Яшки нищего в купца второй гильдии Якова Евсеевича Небогатикова, перед которым местные мещане первыми шапку снимали.

Павел озадаченно сглотнул слюну, слушая Веру. Ну, дает, баба. Ну, дает!

– Потом Яков выстроил в центре Нолинска «Торговый дом», а на северной окраине – табачную фабрику. Купил несколько пароходов и стал конкурировать с известным на Вятке пароходчиком Булычевым.

– Это не тот ли Булычев, о котором Максим Горький пьесу написал?

– Может и тот…

– Ну и дела! Да! А что дальше?

– Яков Небогатиков становится купцом первой гильдии. Его дело растет и процветает. Растет и семья. От трех браков производит он на свет двенадцать детей и каждому из них строит дом.

– Не слабо!

– Свою вторую дочь Анну он отдает замуж за Михаила Скрябина. Этот человек – его доверенное лицо – старший приказчик, приехавший в Нолинск из Кукарки. Но никто пока что не знает, что это будущие родители всесильного министра иностранных дел в правительстве Сталина.

– Так это, прибегал-то сейчас, родственник Молотова, что ли? – переспросил озадаченный Павел.

– Он самый.

– Что же ты сразу-то не сказала мне, мать твою! Я бы его не так принял, поговорил бы по-человечески.

– Скрябины были людьми примечательными, – между тем, продолжила Вера. – Отец Молотова, Михаил Прохорович, хорошо пел, участвовал в любительских спектаклях, с увлечением работал в церковном хоре. Любил в карты поиграть и к женщинам имел слабость, хотя и прихрамывал на одну ногу…

– Это мне не интересно, – перебил жену Павел. – Ты мне про отца расскажи, про главу семейства, так сказать.

– С приходом советской власти, торговый дом Небогатиковых терпит крах, – продолжила Вера.– Большой дом на главной улице и всё имущество конфискуются. Яков с последней женой поселяется на задворках этого дома, во флигеле. Вышедший из беспросветной бедности и нищеты, он снова становится нищим. Это не укладывается в сознании бедного старика. Его парализует. Отнимаются ноги, плохо работает голова. Но могучий организм борется за жизнь. Вскоре Яков перебирается в кресло-каталку, которое заботливо возит жена, и начинает бороться за свои права. Он не может понять, что сейчас вместо законов в стране правит диктатура пролетариата. Он ворчит на дурные обеды, хотя единственная оставшаяся в доме от прислуги преданная прежним хозяевам кухарка Машенька старается, как может. Старик требует жареных лещей, которых давно нет, свежих булочек с маком из своей булочной, которой тоже нет. Он не знает, что золотые червонцы, вместе с шубой подарены младшему сыну, который уехал учиться в Петербург и больше не появляется. Это были его последние деньги.

– Так это был его родной сын?

– Внук, – уточнила Вера.

– А за что его посадили?

– Скорее всего, за преступное происхождение. Он же был отпрыском купеческого рода. Классовый враг, так сказать. За такими строго следили в то время. Любой неверный шаг мог грозить бедой, любое резкое высказывание могло стать последним.

– Да. Дела! Сейчас ни золота у старика, ни здоровья. Полный казус.

Павел Егорович подумал о том, что сталинские времена всё-таки были ужасными. Слава Богу, сейчас другие нравы и груз прошлого давит на умы людей разве что по ночам, когда перспектива будущего приобретает очертания гипотезы без доказательств. Вообще, удачно родиться в России – это немаловажно. Самые счастливые люди – это те, что родились во времена застоя или на заре какого-нибудь подъема в экономике. Хотя подобные времена у нас редкость. Для нас привычнее разруха. Но бывают и исключения. Павлу хотелось верить, что он родился именно в такой исключительный период и поэтому надо прожить свою жизнь красиво. А чтобы красиво прожить, надо иметь хорошие деньги в кармане. Поэтому золотые червонцы старика в голове у Павла стали ассоциироваться не только с успехом в сыскной работе. Они могли стать субстанции его будущего благополучия. То есть, проще говоря, очень захотелось этими деньгами завладеть. Пусть даже не совсем законным путем…

Вечером он рассказал о своих планах жене. Она с улыбкой выслушала его и ответила, что нет ничего проще. Просто надо кое-куда поехать и эти деньги забрать.

– Куда поехать? Где забрать? – переспросил Павел скороговоркой, обрадованный хорошей новостью.

– Я тебе завтра расскажу.

– Почему завтра?

– Потому что сегодня надо спать, – ответила жена с лукавой искоркой во взоре.

***

Через несколько дней на железнодорожном вокзале в Самаре случилось странное на первый взгляд происшествие. Там к автоматической камере хранения подошел молодой мужчина в кожаной куртке на меху, светлых брюках и вязаной шапочке темно-синего цвета. Несколько секунд постоял возле неё, копаясь в карманах, потом быстро набрал нужный код и извлек из железного ящика небольшую кожаную сумку, на первый взгляд полупустую, ничем не примечательную. Положил сумку в оранжевый портфель студента восьмидесятых годов и скрылся в толпе так же неожиданно, как появился. Но самое интересное было не в этом. Самое интересное случилось немного позднее, когда к той же самой камере хранения приблизилась толпа цыган с возбужденными лицами. Они громко кричали и размахивали руками, объясняя что-то важному господину в темных очках. Потом снова спорили, снова кричали, называли огромную сумму в долларах, потом – ещё более внушительную – в рублях. В это время важный господин выразил на лице своем полное разочарование происходящим и попытался покинуть здание вокзала. После этого старый цыган что-то выкрикнул – и весь табор разом замолчал. В наступившей тишине, он подошел к камере хранения, набрал нужный код и почти беззвучно растворил дверцу. Толпа цыган ошарашено охнула и на несколько секунд замерла. Никто не мог проронить даже слова. Железный ящик был пуст. Важный господин в это время успел с явной усмешкой посмотреть на старого цыгана и многозначительно подмигнул двум своим охранникам, один из которых держал у себя в руках красивый черный кейс. «Разговор окончен, господа», – с нескрываемым превосходством в голосе проговорил важный гость и направился к выходу, сопровождаемый растерянными взглядами цыган.