Валерий Казаков - Саша. Маленькие повести

Когда Павел Егорович назвал его по имени отчеству – старик удивленно вздрогнул и несколько секунд смотрел на Павла ничего не понимающими глазами. Потом вскинул брови, как бы припомнив что-то, и протянул ему сухую коричневатую ладонь.

– О, Павел Егорович? Здравствуйте!.. Вы сами меня нашли.

– Да… Вот увидел случайно и решил подойти.

– А я хотел через часик к вам заглянуть. Надо поговорить, знаете ли.

– У меня машина здесь, – предложил Павел. – Можно там побеседовать.

– Можно и в машине, – согласился старик.

Когда младший Небогатиков удобно расположился на переднем сидении машины, Павел посмотрел на него с боку, мельком – всё равно, что сфотографировал, и сказал:

– Так, о чем хотел расспросить, дед? Я слушаю.

– Помните, я к вам приходил как-то года три назад, когда у меня золотые червонцы украли? Последнюю мою заначку. Последнюю ценность мою.

– Помню, – холодно ответил Павел.

– Потом ещё приходил раза три. Интересовался, нет ли каких-нибудь сведений о пропаже? Не торгует ли кто моим золотишком?

– Ну?

– Вы мне тогда ответили, что не знаете ничего. Мол, цыгане по всей Руси шатаются. Их искать – все равно, что ветра в поле.

– Ну. Припоминаю что-то. Было такое.

– Я тогда махнул на всё рукой. Цыгане – народ бродячий, непоседливый. Сегодня здесь, завтра – у черта на куличках. Это верно.

– Ну…

– Смирился я с потерей. Стал уже о ней забывать, как вдруг по городу нашему слушок прошел, что Павел Егорович новый дом строит… Не дом, а каменные палаты. Ну, я и заинтересовался.

– Чем же? – переспросил Павел как можно спокойнее.

– А откуда у Павла Егоровича такие деньги?

Старик многозначительно посмотрел на милиционера прищуренным взглядом, немного помолчал и вкрадчиво продолжил:

– Уж не мое ли золотишко они с женой нашли? Уж не на моем ли горе свое счастье построили?

– Ну…

– Если так, то нечестно это, Павел Егорович. Ох, как нечестно, как нехорошо.

– Вот как значит!

– Да я ведь много-то не прошу. Если вы золото мое обнаружили – могли бы и поделиться. Мне бы только десятую часть вернуть на приличные похороны – и ладно. И довольно с меня. Тысяч двадцать или тридцать. Больше не надо… А то ведь я к прокурору пойду, честное слово. Для меня ваш дом каменный сейчас – главная улика. Обманули вы меня… Такой дом на одну зарплату не построить. Это ясно.

Павел на этот раз ничего не ответил. Повернул ключ зажигания в замке, отжал сцепление и с хрустом включил скорость. Машина резко дернулась с места и покатила по весеннему городу, набирая скорость.

– Я понимаю, – заметно волнуясь, продолжил старик, – вы молодые, вам деньги нужны. Даже не знаю, каким образом вам их достать удалось. Ну да Бог с вами. Меня это не касается. Вы только поделитесь немного со стариком, вот и всё.

Поплыли мимо милицейской машины рыхлые сугробы, облезлые заборы, тени от домов. Потом синий и грязный грузовик пропыхтел рядом, обдав приземистые «Жигули» темной копотью и веером мелких брызг.

– Ничего я тебе отдать не могу, дед, – проговорил Павел раздраженно.

– Как это? – не понял старик.

– А не видел я твоего золота и ничего про него не знаю… Вот и весь сказ… Три года уже пришло… Я об этом золоте и думать забыл.

– Так…

– Ты уж извини, дедуля.

Между тем Павел довез старика до автостанции, высадил там и долго понаблюдал за ним из машины, выкуривая сигарету за сигаретой. Проклятый старик поставил перед ним задачу почти неразрешимую. Откупиться от него – значит признать себя виноватым. Оставить всё как есть – значит подвергнуть свою карьеру риску. Встреча со стариком как-то не входила в новые планы Павла, выбивала из колеи, настраивала на весьма скептический тон относительно будущего. Прекрасно было бы забыть о нем, об этом проклятом старике, об этом бесе востроглазом, но это, как видно, невозможно. Ну не умрет же он сегодня от сердечного приступа на самом деле. И обширный инсульт у него, вероятно, тоже не случится… Обыкновенный инсульт – это слишком банально для прозорливого старика, который точно знает, где собака зарыта.

***

Придя домой, Павел Егорович поделился своими печальными мыслями с Верой, которая после его рассказа стала выглядеть, как перезрелая невеста после расстроенной свадьбы. То есть, самого поверхностного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, как она удручена. Пышная прежде копна её волос заметно съехала к уху и повисла над левым плечом, как можжевеловый куст на склоне горы. Синие глаза потухли и, кажется, несколько увеличились в размерах, придав лицу недоуменный вид. Об ужине Павел даже не спросил, хотя есть хотелось. От волнения он всегда много ел. Но сегодня всё было по-другому.

– Старикан-то, оказался непрост, – признался он жене, присаживаясь на стул в её комнате. – Двадцать тысяч требует. Упырь, одним словом.

– Я это сразу поняла.

Павел уныло оглядел светлую комнату жены и опустил голову, как будто хотел что-то рассмотреть на полу.

– Грозится пойти к прокурору. Поделиться своими мыслями о нашем особняке. Говорит, что на одну зарплату такой не построить.

– Это плохо, – в задумчивости произнесла жена.

– Если начнут копать – сама понимаешь, что может случиться… Упекут. Никакой декларации не потребуется, честное слово. Живем-то не по средствам – ежу понятно… И для чего такой дом отгрохали? Как бельмо на глазу, честное слово.

В это время Вера вся встрепенулась, как будто вспомнила о чем-то важном, что пригодится именно сейчас. Прищурила лукавые глаза, потом живо подняла их на мужа и предположила с таинственной дрожью в голосе:

– А что если нервы у старика не выдержат? Перенервничал ведь сегодня старичок-то! Мы сами видели.

– Да что ты, – усомнился Павел. – У него нервы железные, как водопроводные трубы.

– Или сердце, – повторила Вера с тоном прежней загадочности в голосе.

– И сердце тоже железное. Старик лагеря прошел, голод, холод. Всё выдержал. Ко всему привык… Нет, такого в одночасье не свалишь.

– Как знать, как знать, – снова в раздумье повторила Вера.

В тот вечер оба супруга испытывали какую-то особую нежность друг к другу. Такая нежность обычно появляется у русских людей перед лицом явной угрозы, когда речь ещё не идет о жизни и смерти, но какофония пугающих слов и таинственных звуков уже свидетельствует о приближении роковой развязки. Павел и Вера в тот вечер не смотрели по телевизору даже программу новостей. Проблемы страны отодвинулись для них на второй план, а самой главной помехой в жизни стали слова старика о золоте, которое они потратили на строительство дома. Хотя во всем этом был некий философский смысл, некоторая историческая закономерность – подтекст. Потому что дед старика Небогатикова тоже разбогател ни с того ни с сего – как бы незаслуженно и вопреки складывающимся обстоятельствам. То есть, круг замкнулся. И тут виновата вовсе не воля случая, а, скорее та сила, которая связывает в одно целое начало и конец, причину и следствие, идею и её воплощение.