Waldemar Knat - Светлые дебри

– Тогда зачем я тебе?

– Откуда я знаю… Ты меня не огорчаешь, хотя и жить с тобой рядом… Это плохо представимо. Я не знаю – что это.

Что тут возразишь? Что это непонятно и бессмысленно?

А что осмысленно? Не раз уже порывался поговорить с ней серьезно, с доводами. Что это всё глупо… И так дальше нельзя. И что его жизнь стала зависеть от нее, что он пытается строить свое бытие с оглядкой: "А если она придет сегодня? Неожиданно? Без предупреждения?"

Но разговор не получался, что-то упрямо останавливало. Да и зачем этот разговор? У них нет друг к другу ни малейших обязательств. Ей нравился только секс, ничего другого не хотела от него, не только предметов, но и мелких услуг, которые он мог бы ей оказать.

Даже не упоминала о дне своего рождения:

– Забудь! Забудь, что я родилась в какой-то день, это лишнее. Об этом пусть другие заботятся.

– Думаешь, я не способен сделать достойный тебя подарок?

Отвечала с материнской улыбкой:

– Способен! Расслабься… Если ты еще раз поднимешь тему подарков, мы с тобой больше не увидимся. Мне ценно отсутствие какой бы то ни было…

Задумалась на пару секунд:

– … вещной заинтересованности. Ни мне от тебя, ни тебе от меня.

– Ты такая богатая? Такая независимая?

Улыбнулась как ребенку:

– Да нет же! Толщина кошелька вообще ничего не определяет. Важна некая… отстраненность отношений, как можно более свободных от обязательств. Это нечто вроде… подлинного искусства. Когда ты приходишь в публичный дом, твои движения мало чем отличается от порносайта в твоем компьютере. Но когда это окрашено чувством, секс рождает другие миры. Пошлая картинка совокупляющихся тел в мониторе отличается так же, как прекрасное полотно Рубенса, висящее на стене с примерно тем же содержанием. Рубенс рождает чувства, а не только оргазмы. Это не зависит от чьих-то вкусов, от того, кому принадлежит картина и даже от самого Рубенса. Она, эта картина, ценна сама по себе, как законченное совершенство.

– Я тебя не понимаю…

Засмеялась:

– А я и сама себя не понимаю!

Он даже не знал ее возраста. Кажется, она моложе… Но сегодняшние женщины часто одинаково молоды, иногда трудно бывает определить возраст.

– А может быть, тебе это и не надо? Знать мой возраст? Зачем? Тебе станет легче? Или сложнее?

Единственное что позволяла – платить за себя в ресторане. И только потому, чтобы не чувствовал себя глупо. На людях.

А между тем, начинал чувствовать ее приход. Это было что-то вроде электрического поля: внутри пощипывало нечто такое, от чего хотелось чихнуть. В переносном смысле чихнуть, конечно. Но по ощущениям похоже. Будто бы внутри кто-то скреб. Осторожно так.

Каждый раз приходила в каком-то новом облачении. Иногда умопомрачительные шерстяные рейтузы, связанные вручную, разноцветные, с оттенком кричащего кича. Выглядела обнаженной, когда шла по улице, хотя все участки ее тела, даже слегка напоминающие интимность, полностью закрыты.

Оборачивались многие, только она совсем никого не замечала, что-то рассказывая ему, будто они вдвоем гуляют в безлюдном парке. Сама вязала эти… как их назвать? Колготки? Скорее всего нет. Слишком художественно, такой вязкой владеют мастера. Почему-то не допускал, что она такой мастер. Это казалось глупостью: не мог представить ее со спицами в руках.

На задних карманах ее джинсов, отороченные золотой нитью, мерцали два вышитых зеленых семилапых растения, листы конопли нахально помахивали невольному зрителю в такт ее шагов. Полицейские заинтересованно смотрели вслед, но останавливать почему-то не желали. Только смотрели, обыскивая глазами.

Иногда ее костюм выглядел строгим как у мультимиллиардерши на заседании совета директоров своей компании. И только лукавый стригущий взгляд, от которого перехватывает дыхание, выдавал любительницу приключений.

А приключения восхищали.

Ни до, ни после женщина подобной сексуальной природы так не захватывала его душу. Не сравнивать с ней уже не мог, а сравнения – далеко не в пользу других женщин.

С тоской думал, что она испортила ему жизнь.

При этом, нельзя, наверное, сказать, что она как-то особенно красива.

Нет.

Это не было любовью чувственной, но только физической, а такая стоила многих чувственных, вместе взятых.

Как сам себя убеждал.

Потом она исчезла.

И больше никогда ее не видел.

Искал. В интернете. В сетях. Но будто и не было вовсе.

Телефон не отвечал, конечно.

Только пару раз просыпался ночью от ощущения, что кто-то целует его затылок. Там, где линия волос переходит в кожу.

Она всегда так делала. Именно так. Нельзя спутать.

И он почему-то точно знал, что это ее губы.

Ушла так же внезапно, как и приходила. Последнее, что сказала по телефону:

– Будешь помнить меня?

ЭНДЕМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Ведущий почвовед НИИ растениеводства Лариса Запорогова в смятении: надо лететь куда-то к черту на кулички, на Енисей, в небольшое, никогда не замерзающее ущелье: там круглогодично бьют горячие источники и растут редкие эндемические растения. И бабочки летают, опыляют. А таких бабочек, как утверждает Слон, нет нигде в мире.

Словом, крохотный субтропический оазис посреди сибирской тайги. Размером в около гектара. Скалы нависают c отрицательным наклоном, как бы укрывают. И роза ветров удачная: бураны обходят стороной.

Проблема в том, что у Ларисы семилетняя дочка заболела: чертова коронавирусная пандемия. Нет-нет, с девочкой все в порядке, хотя тест положительный, но жар невысокий, хрипов в легких нет совсем. Но ведь никто не знает – как там дальше будет! А вот у Ларисы, как сказал врач, уже есть антитела к этой инфекции! Все шиворот-навыворот: у ребенка не должно быть болезни, а есть. Она, тридцатипятилетняя, практически из зоны риска и должна заболеть, но не хворает!

Этот мир устроен через… одно место.

А папа Даши далеко. Уехал жить в Омеричку. Давно, впрочем, три года как.

Правда, шеф ее НИИ обещал поместить дочку в хорошую клинику, под надзор. В случае чего. Но какой надзор может сравниться с материнским?

И не лететь нельзя: защита докторской уже скоро, нужна важнейшая часть: сравнительный анализ родственных почв, обусловленных резкими перепадами температур. Это тема ее диссера, без почв из сибирского оазиса защита висит на волоске. А исследовать почвы? А систематизация? А внешние научные источники по теме? На это нужно время, которого нет.

Никогда. Ни на что.

На заседании правительства в Белом доме "высокомудрые" вдруг озаботились проблемами плодородия Антарктиды! Ну не придурки, а?! Поля в России бурьяном заросли, а вы Антарктиду возжелали озеленить? Слов нет… одни шипящие звуки… Но президент академии наук дал срочное задание шефу: исследовать эту возможность со всех точек зрения, в том числе и с почвоведческой. Образцы почв с другого конца планеты обещали прислать через год. Ну, а как же еще?! Результат им подавай завтра! Прямо с утра, после кофе! А условия создадут только через год! Ой, блин… даже думать не хочется в эту сторону!