Григорий Жадько - Чужая невеста

– А как же! Дела. Постараюсь.

– А то у отпуск, идуть – або з кинцями. А по делам ще не возив. Ну, з богом. Не кидайте тут нас. Може воно и ничого, но боязно. Придуть, начнуть лютовать. Чи пидуть чуби трищати.

Надо было рассчитываться, но денег было только на билеты, что выслала мать. Данила начал объяснять это водителю. Данила понимал, что и у него их не в избытке и предложил, открыв вещмешок, выбрать, что захочет. Собственно, там из ценного была только бритва. Сотовый он не мог предложить – это была связь с мамой.

– Та що там!

Мужичек с досадой махнул рукой и закрыл вещмешок ничего не взяв. При этом он смотрел так печально и обреченно, что Даниле его стало по-человечески жаль. Фонарь, нож, фляга, компас, бинокль – это были атрибуты из прошлой жизни, когда его забирали. Они давно сгинули на просторах войны. Он пожал его мозолистую руку и, тяжело вздохнув, направился к шлагбауму.

Со стороны Новороссии его тепло встретили молодые ребята-ополченцы. Хорошие открытые лица. Поговорили за жизнь. Попросили закурить, отказать не смог, пришлось щедро угощать всю компанию, а это была последняя пачка. Они по-дружески предупредили:

– Российские погранцы лютуют. Смотри аккуратней, если что есть запрещенное, лучше нам отдай.

– Хорошо пацаны! Респект вам! Чист как стекло! Берегите себя!

Данила прошел на территорию Изваринской таможни. Местами подкопченная, она напоминала о недавних боях. Следы пуль и снарядов никто не заделывал. Не до того.

Строгие проверяющие, тоже из ополчения, в отдельной комнате, хмуро и внимательно осмотрели багаж и кивнули на выход. Данила направился к миловидной девушке в форме, что склонилась над компьютером.

Та долго вводила данные с паспорта, хмурила брови:

– Бойцов Данила Сергеевич?! Что-то нет вас в базах.

– А должен?!

– Фамилию не меняли? – вдруг подобрев, улыбнулась девушка.

– Не доводилось. Холост, одинок и свободен, – пошутил он, хотя в этих словах не было ни капли преувеличения.

– Цель поездки?!

– На лечение.

– Что будем делать с вами?!!

Данила неопределенно пожал плечами.

– По-о-онятно, – вздохнула она. – Ладно, проходите. Только рюкзак на ленту для проверки ставьте.

– Проверяли же?!

– Все равно, сканируем, положено. Это вам не украинская вольница. Лучше от этих железок избавиться.

– От железок можно, к чему они там.

– По направлению госпиталя?

– Не совсем. В Новосибирск, к родным. Помогут. Долечиваться надо, – он показал на голову.

Девушка посмотрела на него серьезно, заметила свежую рану и вдруг предложила:

– Шоколадку хотите?!

Данила в растерянности пожал плечами и смутился. «Наверно она приняла меня за ополченца, – подумал он. – Хотя конечно, этой форме чему удивляться!».

– Берите, берите! – продолжила она тоном, не терпящим возражения. – Не отказывайтесь! Мне их все равно много перепадает. Счастливого пути! Возвращайтесь! – Лицо ее вновь осветила добрая улыбка.

– Я постараюсь, – пообещал Данила и улыбнулся в ответ.

Варя

«Такое выражение было у Вари, когда они только познакомились, – подумал он. – На Украине, после того как он надел форму, ему так никто не улыбался. Солдат в форме там больше боялись, чем любили, – поймал Данила себя на мысли. – И он постоянно думает о ней, даже когда смотрит на других девушек!».

– Наконец вот она – Россия! – невольно промолвил он.

Воздух показался совсем другой. «Мистика! Конечно, деревянной полосатой палкой нельзя разделить пространство. Это все в голове. Тут Россия – там Украина! Там Украина – здесь Россия! Но ведь совсем недавно не было границ! Кто выиграл от этого шлагбаума?»

С попутчиками, извинившись, что не располагает средствами, Данила добрался до Каменск-Шахтинска. Ему второй раз повезло, правда они выкурили оставшиеся сигареты. Ну хоть так.

Городок, с почти стотысячным населением, расположенный на возвышенном правом берегу реки Северский Донец, пребывал в вечернем полусонном состоянии. Здесь совсем не чувствовалось войны. Желто-белое здание железнодорожного вокзала, украшенное по карнизу лепниной, голубело железной кровлей и венчалось круглой ротондой со шпилем и пятиконечной звездой. Строили его военнопленные немцы и делали на совесть.

Гулкий зал встретил Данилу прохладой и запахами кофе. Но кофе он не мог себе позволить. В животе неприятно бурчало, «в госпитале наверно обед – посетила невеселая мысль». Он взял билет на поезд Владикавказ-Петербург, идущий через Москву, который ожидали в половине пятого утра.

Бросив вещмешок на сиденье, Данила постарался вздремнуть. Аккуратный сводчатый потолок был красив и торжественен и похож на дворец бракосочетания. Сон не шел в голову.

Промучившись пару часов, Данила решился пройтись по перрону, вдоль железнодорожных путей. Ничего не предвещало беды. Кругом было много цветов, но на путях грязно: окурки, бумага, полиэтилен. За оградой – вдоль путей следования, в лучах фонарей – проглядывалась некошеная трава и кособокие дощатые строения похожие на коммерческие ларьки начала девяностых.

Данила, перебросив лямки вещмешка на другое плечо, пинал бычки и поглядывал: не попадется ли что-нибудь приличное. Среди рельсов – окурков было в достатке, но его смущали вагонные туалеты. Хотя на станциях проводники их должны были закрывать! Но все же так было далеко не всегда! В конце концов, удача улыбнулась ему: он выцепил длинный «бычок», не побывавший под дождем, отломил фильтр и с наслаждением затянулся. По привычке спрятал его в ладони и улыбнулся. Это осталось в другом мире. Красный огонек, что они боялись показать на позициях, здесь никого не интересовал. Не было снайперов, не было войны.

Незаметно, он почти дошел до края платформы. Здесь господствовал мрак; поочередно мигающие красные фонари предупреждали о неведомой опасности. Далекие гудки тревожно сотрясали пропитанный шпалами воздух и только его шаги, мерно и четко печатали ритм. Глядя в темноту ночи, Данила вдруг ощутил неуверенность и беспокойство. Он еще не осознал это, как почувствовал легкий шорох, дуновение ветра за спиной. Человеку надо несколько мгновений, может долю секунды, чтобы среагировать. Даниле этих мгновений не хватило. Что-то тяжелое и резкое опустилось на голову, брызнули искры из глаз, качнулись вокзальные постройки и разом потухли фонари. Тело потеряло опору, он упал ничком и потерял сознание.

Сколько он лежал – Данила не мог определить. Очевидно, не мало, но беспокойное зыбкое состояние небытия наконец нарушилось. Кто-то в оранжевом жилете тормошил его. Сознание возвращалось медленно и неуверенно.