Владимир Ведерников - Биенье сердца моего

– Постой, ирод 24 24 Мучитель, изверг. ты такой! Из-за лука убивать бабу?! Да знала бы – не сказала…

– Не из-за лука, мать, не из-за лука, – ответил цыган. – Устои нарушила…

И ловко прихватив бич к кнутовищу, пошёл со двора.

Пожилая цыганка принесла в подоле лук: длинную разбитую связку. Мать не брала, ей тошно было и смотреть на этот злополучный лук, но цыганка непреклонно вывалила лук на крыльцо и ушла.

Опустел наш двор, закрыл отец ворота. Мать собрала лук с крыльца в старенький ситцевый платок, завязала платок крест-накрест узлами и, догнав обоз, сунула узел в последние сани…

Калёным летним днём, когда все взрослые на работе, увидел я в окно, как по безлюдной деревенской улице, пыля подолами длинных цветастых юбок, шли цыганки. Они зорко выглядывали что-то во дворах, а одна из них, женщина лет сорока, подошла к моему окну.

– Маладой чоловек! Дай ручку – пагадаю!

Я не задумываясь протянул цыганке руку в окно, она цепко схватила её и затараторила:

– Вай, вай, вай! Сколько дарог тебя ожидает! Есть среди них счастливые, есть и несчастливые… Про всё скажу, пазалати ручку…

Я оглянулся, взял со стола початый кругляш хлеба и протянул его цыганке.

– Нет, нет, – запротестовала она. – Деньги давай!

– Денег нет, – ответил я. – Есть хлеб…

Цыганка обиженно насупилась, ловко бросила хлеб куда-то в юбки и пошла от окна, пробормотав:

– Не будет тебе счастья в жизни, сынок…

Вечером, когда пригнали уже пастухи из лесу коров, увидел я, как у соседа Григория под окном плясал под собственные выкрики цыганёнок. Собирались вокруг мужики и бабы, дивясь его коленцам 25 25 Фигура или оборот в танце. . Я взял гармонь, рванул прямо с крыльца «прохожую» и пошёл к дому Григория, где под окнами во всю ширину дома стояла длинная лавка и где плотно была утрамбована земля плясками и хороводами – место летних деревенских гуляний.

Цыганёнок ходил меж людей и в подставляемую ушанку бросали ему кто кусок хлеба, а кто и глухо звякающие монеты.

Увидев гармонь, цыганёнок заулыбался, крикнул что-то по-своему, подбежала к нему девушка-цыганка в белой кофте и красной юбке, забрала шапку, а цыганёнок, скаля зубы, крикнул:

– Цыганочку… можешь?

Я кивнул головой, сел на скамейку, приладил плотнее гармонь и заиграл. Цыганёнок, раскинув руки, важно прошёлся по кругу и вдруг взорвался сумасшедшими хлопками рук. Он неистово дробил – бил твёрдую землю босыми ногами, ходил вприсядку, волчком метался по кругу на руках, и мелькали перед изумлёнными зрителями его грязные пятки. Наконец, он подпрыгнул в последний раз и остановился, подняв руки вверх. Захлопали в ладоши бабы 26 26 Традиционное, простонародное, уважительное название женщины, изначально не имеющее оскорбительного смысла. , их глухо поддержали мужики.

Услышав гармонь, потянулись к дому Григория деревенские девчата. Подсел ко мне, широко улыбаясь, цыганёнок, покосился завистливо на белые кнопки, сказал:

– Чардаш… можешь? Сестра будет танцевать…

Я посмотрел туда, где у угла дома, скромно потупясь, стояла девушка-цыганка.

Заиграл «Чардаш». Девушка не двигалась с места. Я склонился над гармонью, выжимая из неё всё, что мог, сам весь отдаваясь течению музыки. Вдруг цыганка встрепенулась, и медленно, как бы нехотя, полузакрыв глаза, поплыла по кругу.

Как она была красива! Таких я ещё не встречал. Смуглое юное лицо, длинные ресницы. Чёрные волосы, буйно падающие на плечи, перехвачены красной лентой…

Всё живее становилась цыганка, распаляемая музыкой. Вот она закружилась, раскинув крылато руки. Заполыхала, захлопала парусно юбка, то стелясь над землёю ослепительным диском, то с резвым извивом падая вниз, и лакированные «лодочки» плели на хорошо убитом «пятачке» хитроумную вязь танца.

Цыганка загадочно улыбалась и мне казалось, что она где-то далеко-далеко отсюда со своими непонятными мне мыслями.

Как грациозно было каждое её движение! Как будто сама она вся состояла из звуков и излучала красивую тревожную мелодию. Зачарованный танцем, я в одном месте допустил в игре секундную ошибку, незаметную никому. Но она сразу же оглянулась, обожгла меня недовольным взглядом.

Полыхала кроваво юбка, развевались чёрные волосы, жаром и вдохновением горело лицо цыганки. Бойкими птицами бились под белой кофточкой маленькие крепкие груди. И вся она казалась мне птицей: вот-вот улетит…

Наконец, обессиленная, она упала на колени, протянула к закату руки, как будто молясь кому-то и прося у кого-то прощения. Молчали притихшие бабы, молчали мужики, прикоснувшись к чему-то для них неведомому. А цыганёнок уже шёл по кругу с протянутой шапкой.

Девушка вскочила, подбежала ко мне, быстро нагнувшись, поцеловала в щёку, щекотнув пушистым завитком волос, и ни на кого не глядя отчуждённо пошла по улице.

Я сидел в растерянном оцепенении, всё ещё ощущая нежное прикосновение её волос, видел дерзкие искры в глазах и слышал, как гогочут мужики, подтрунивая надо мной за её благодарный поцелуй…

Долго томила деревню в тот вечер моя гармонь. В который уж раз играл я недоумённым девчатам «Чардаш». Они танцевали покорно и скучно, а на их фоне всё извивалась в искромётном танце юная цыганка и всё жёг мне левую щёку её быстрый поцелуй…

Склонилась утром надо мною мать.

– Сынок, пошла я на работу. Сходи, сгреби в логу сено – высохло уж. Вечером привезём…

Сквозь сладкую дрёму слышал я, что говорила мать. Потом она кормила во дворе цыплят, ласково скликая их: «Сили-сили-сили!» Сердито квохтала наседка, отгоняя от своих кормящихся силек 27 27 Цыплята. бойких кур.

Наконец, хлопнули ворота – мать ушла.

Подремав ещё час или два, я решил вставать. Жарко палило солнце. Вода в умывальнике была тёплой. Умывшись, я сдёрнул со стола полотенце, которым мать закрывала еду от мух. Выпил полкринки молока, завернул кусок хлеба в газету, густо посолив его, взял грабли и вышел со двора.

Тиха и пустынна была деревня в это позднее утро. Купались в мягкой пыли курицы, блаженствовали, закрыв глаза, хлопали крыльями, осыпая себя сухим песком. Под окном у Григория играли в «классики» девчонки, метая черепок от горшка и прыгая на одной ноге в расчерченных квадратах. Сенокос. Все взрослые в лесу.

Окликнул меня из-за ограды друг Шурка:

– Ты куда?

– Сено надо сгрести, – солидно пробасил я.

– А… ну, ладно! Я лук делаю. Приходи вечером – постреляем…

За околицей догнал меня на лёгких дрожках 28 28 Небольшая телега. председатель сельсовета Шехирин. Поздоровался, спросил, куда иду, и дёргая вожжу 29 29 Верёвка для управления лошадью. , сказал:

– Цыган еду сгонять. Опять потравят весь лог…