Вадим Курамшин - Катарсис. Поколение, обрезанное цензурой. Остаться человеком!

В тюрьмах страны с подачи отечественных законодателей коррупция фактически легализовалась. С 1 января 2015 года басеке были наделены абсолютной властью над зэками. Без поощрения тюремного начальства – а получить его было практически невозможно – заключенные лишались шанса на досрочное освобождение или свидание с семьей, при этом ни примерное поведение, ни усердная работа не имели значения.

Депутаты парламента, назначенные на свои должности все теми же старыми кадрами, а вовсе не избранные народом, к завершению 2014 года приняли драконовские законы, согласно которым любого инакомыслящего, включая работников независимых СМИ, можно было засадить в тюрьму на сроки до двенадцати лет. На страже порядка стояли управляемые силовиками суды. В тюрьмах зэков безнаказанно забивали насмерть.

При таком катастрофическом положении дел в области прав человека, отсутствии честных и объективных СМИ и хотя бы малейшего намека на демократию на правительственных телевизионных каналахмелькали лица лидеров оппозиционных партий, ведущих правозащитников, членов попечительских советов организаций, занятых распределением средств для обеспечения правозащитной деятельности.

На первый взгляд это казалось парадоксальным – но только на первый. Все перечисленные деятели функционировали под строгим присмотром КГБ. И лидеры оппозиции, и армия грантососов-правозащитников имели четко определенные спецслужбами обязанности. Они втирались в доверие критически настроенных граждан, а потом сдавали их силовикам. В обязанности этих провокаторов также входила умеренная критика существующих порядков, предназначенная для Запада, – таким образомсоздавалась видимость демократических процессов, якобы происходивших в стране.

С подобными «лидерами оппозиционных партий», состоящих из двух человек каждая, было все ясно. Иная ситуация складывалась с неправительственными объединениями, выступавшими под лозунгом «За права человека». «Правозащитники» с чистой совестью сочиняли отчеты западным странам о том, что в Казахстане с правами человека большие проблемы, и получали от них гранты. На эту деятельность спецслужбы выделяли значительные средства, в знак поощрения – поскольку в отчетах отражалась лишь десятая часть истинного положения дел, – наделяли своих агентов различными привилегиями,

Кроме того, им дозволялось выступать в защиту осевших в Европе буржуа-оппозиционеров, обладателей миллиардных состояний. Причины такого толерантности были понятны. Во-первых, не вызывало сомнений, что олигархи могутскупатьтаких «глашатаев правды» пачками. Во-вторых, «ведущие правозащитники», на весь мир вещающие о возможных угрозах в отношении избранных, даже не упоминали о простых людях, в том числе и о гражданских активистах. Рядовые граждане Казахстана в основном воспринимались ими как убогое, нищее, ни на что не способное быдло.

В результате всех этих манипуляций реальная картина происходившего в стране для большинства оставалась тайной за семью печатями.

Максимов понимал, что его будущая книга – лучший способ донести до широкой общественности, какова на самом деле ситуация с правами граждан, соблюдением требований законности, и самое главное – зародить у людей мысль о том, что дальше так жить нельзя. Но он чувствовал себя обессиленным.

Его любимая (на тот момент) Екатерина с годами стала для него настоящим авторитетом. Стоило ей попросить Диму бросить курить, и вот уже полгода как он не прикоснулся к сигаретам.

На суточном свидании, еще до мерзких поправок, внесенных в закон, она заметила, как Максимов похудел, и убедила его заняться силовыми упражнениями. В локалке 29 29 Локалка (жарг.). – территория при бараке, огороженная забором от остальной территории зоны. Дмитрий удивлял всех упорством, с которым истязал себя. В результате он заметно окреп, накачал мышцы – даже майки стал заказывать бо́льшего размера. Вот и с книгой вышло так, как захотела жена.

Мужики 30 30 Мужики – наиболее многочисленная и весьма обособленная каста заключенных, которым, в отличие от блатных, по воровским понятиям дозволяется, более того, вменяется в обязанность работать. «Правильный» мужик не идет на сотрудничество с тюремной или лагерной администрацией и не занимает какие-либо должности по назначению начальника зоны. , узнав о том, что политический решился взяться за книгу, внесли в это начинание свой вклад. Трое каторжан подогнали по таблетке сонников 31 31 Сонник (жарг.) – снотворное. . Другие помогли с тетрадями, ручками, а позже Катенька передала ему все необходимое.

И вот, благодаря верной жене (как он наивно тогда полагал), он вот уже четыре дня строчит без перерывов. Заканчивая первую тетрадь, подошел к описанию момента, когда мог стать обладателем без малого миллиона долларов США. За прошедшие семнадцать лет, из которых Максимов в общей сложности провел в лагерях уже одиннадцать, заключение с путевкой в зону особого режима было уже третьим. Вчера он описал эпизод переговоров с турками в кабинете майора КГБ, после чего сонник, принятый перед отбоем, практически не помог.

Понимая, что снова не заснет, в час ночи, уставившись на верхнюю нару, Дмитрий погрузился в воспоминания о события далеких лет, когда он, двадцатичетырехлетний пацан, был полон сил и недюжинной энергии.

Звонок подъема ровно в шесть утра вернул его к реальности. Зэковские будни. Заправка нар. Оправка. Туалет. Суета в чайхане. Он заварил крепкий чай. Дал настояться, разлил в две кружки и позвал Фарида. Пили молча. В голове снова стали всплывать события 1998 года.

Приближался новый 1998-й год. Старший контролер-ревизор почти закончил работу над актом ревизии, когда его спешно вызвал на ковер председатель КФК области.

– Богенбай Серикович! Я же вас предупреждал, что, копая под губернатора, вы себе могилу роете. Вы уже старик, пенсию получаете, а о коллективе подумали? Хватит уже!

– Не шумите, пожалуйста. Я вас понял. Ревизия закончена, акт готов. Это мое последнее дело, и я доведу его до завершения. До свидания!

Старший контролер-ревизор Усманов, человек советской закалки, прекрасно понимал, что вторгся за флажки, на запретную территорию. Но все же он решил довести дело до конца: предать гласности чудовищные махинации губернатора, разорившие многих крестьян. И «девятка» для сына тут уже ни при чем – он по-настоящему испытывал боль за страну.

Закон в Казахстане практически перестал работать, кланы использовали его в качестве инструмента обогащения и расправы над неугодными людьми. Государство неуклонно деградировало. И теперь старик хотел снять с себя, пусть и частично, грехи за то, что столько лет помогал этим иудам от власти грабить страну.