Геннадий Попов - И это все о нем

Разговаривает так Григорий Федорович с голубем, а тот в ответ головой только вертит. Нечем ему возразить.

Выскажет Григорий Федорович все, что думает, и идет себе на кухню, 5,5 кв.м.

Да, совсем забыл сказать, были у Григория Федоровича еще и соседи, куда без них. Только он с ними не был знаком, да и общих тем для разговора не было. Они же жили ниже Григория Федоровича, и топота их он не слышал. Скорее всего, это он мог им мешать, но они ничего ему об этом никогда не говорили, а сам он спросить стеснялся.

Знал Григорий Федорович из соседей только одну старушку. Она жила на первом этаже и все время сидела на лавочке у подъезда. Выйдет порой Григорий Федорович, сядет рядышком и болтает с ней обо всем, и о голубе, и о его топанье, до позднего вечера. Впрочем, может, и не было никакой старушки вовсе. Может, Григорий Федорович ее просто выдумал. Ну, чтобы жить немного веселей было. А вот голубь был. Точно был. Кто бы иначе топал, если не голубь.

Поехал как-то Григорий Федорович во время своего отпуска за границу. Как говорится, мир посмотреть и себя показать. И оказался на его пути маленький польский городок. Симпатичный такой городок – уютный, с игрушечными домиками и большим старинным костелом в центре: куда ни посмотришь, глаз радуется. Гуляет он по его узким чистеньким улочкам. Любуется. День выходной, на улицах никого – ни пешеходов, ни машин. Куда все подевались – непонятно, то ли все в костел пошли, то ли по домам сидят. Так что гуляет Григорий Федорович в полном одиночестве. Настроение замечательное, погода отличная, он никуда не торопится, идет нога за ногу, останавливается перед каждым домиком, разглядывает так внимательно, словно покупать собирается, любую мало-мальскую достопримечательность изучает, словно невесть какую историческую ценность. В общем, наслаждается вовсю прелестями заграничной жизни.

Так вот, не спеша, и приближается он к перекрестку. Так же, не спеша, к этому перекрестку по совершенно пустой улице приближается машина. Григорий Федорович по привычке чуть было не рванул вперед. Ну, чтобы машину опередить и успеть проскочить раньше. Это в нем чуть было рефлекс, выработанный десятилетиями жизни в России, не сработал. Хорошо еще, что он вовремя себя остановил, вспомнил, что никуда не торопится, заодно и воспитанность свою решил показать за границей. Вытащил из себя улыбочку и показывает поляку за рулем, мол, давай проезжай, я подожду. А поляк тоже остановился и тоже показывает: мол, давай ты проходи. Григорий Федорович снова этому поляку демонстрирует свою добрую волю: давай, мол, проезжай, пока я вежливый. Поляк ни в какую: улыбается и тоже жестами пропускает Григория Федоровича. Ах так, думает Григорий Федорович, чтоб я уступил какому-то ляху, да ни в жизь. И стал еще шире улыбаться, аж самому противно, и активней махать, предлагая поляку проезжать… Но поляка, оказывается, тоже голыми руками не возьмешь, его машина не сдвинулась ни на миллиметр, а он сам просто изошелся в улыбке, показывая, что для него пропустить пешехода – огромное счастье и радость несусветная…

Долго они так стояли, пропуская друг друга. И никто не хотел уступать. Григорий Федорович просто возненавидел этого поляка. Эх, думает, тебя бы к нам, показал бы я тебе… Вспомнил всю многострадальную историю России, вспомнил, что недавно узнал, сколько мы от этих шляхтичей настрадались, вспомнил, что в молодости ему не досталась пластинка «Червонных гитар»… Злость его взяла до зубовного скрежета. Нет, думает, не уступлю ни пяди лиходею, буду стоять, сколько сил хватит. И стал Григорий Федорович улыбаться так, как никогда не улыбался. Давай, машет, проезжай, брат, дорога свободна.

А поляк, мерзавец, аж из машины своей высунулся, светится как намасленный блин, показывает, что нет для него большей радости, чем пропустить пешехода.

Тут Григорий Федорович решил, что врага нужно знать в лицо, пригляделся к поляку как следует, и стало ему понятно, что поляк – вовсе никакой не поляк, а такой же турист из России, как и он, только на машине. А после того как тот сказал: «Прошу, пан! Проходи, браток!», вообще никаких сомнений не осталось.

Тут Григория Федоровича такая злость взяла, вот ведь, думает, гад, голову мне морочит, строит из себя, сколько я из-за него времени зря потратил, плюнул он с отвращением на мостовую – и пошел.

А тот, который был на машине, тоже в этот момент узнал своего соотечественника, и тоже сплюнул, и нажал на газ….

В общем, неудачная встреча соотечественников вышла в этом маленьком польском городке.

Об этой встрече даже местная газетка написала. В рубрике «Происшествия».

Григорий Федорович никогда не был шовинистом и ко всем национальностям относился до поры до времени с пониманием. Пока судьба не свела его с одним греком.

Ехал как-то Григорий Федорович на поезде и пил пиво. А в купе с ним ехал грек, он так и представился Григорию Федоровичу, назвал свое имя и сказал, что он грек. Зачем он это сказал, непонятно, но зачем-то сказал. Хотя Григорий Федорович не спрашивал и не интересовался. Ну, грек так грек, Никакого предубеждения к грекам у Григория Федоровича сроду не было, в конце концов, греки тоже люди. Грек пиво не пил, но и Григорию Федоровичу помимо этого ничего плохого не делал. Так и доехали бы они до нужного пункта, не испытав друг к другу вредного чувства национального неприятия, если бы Григорий Федорович вдруг не почувствовал сильное и естественное после пива желание пойти в туалет. Видимо, похожее чувство, хотя он пива и не пил, испытал грек. И даже испытал его на секунду раньше Григория Федоровича. Поэтому и в желанном для Григория Федоровича месте оказался на секунду раньше Григория Федоровича.

И пока Григорий Федорович целую вечность стоял перед закрытой дверью и совершенно не понимал, что эти греки, не пив пива, могут так долго делать в туалете, в нем росло чувство национальной неприязни. И выросло до вполне приличных размеров.

С тех пор Григорий Федорович, когда его спрашивают, как он относится к грекам, от негодования мгновенно краснеет, начинает глубоко дышать, выпучивает глаза и сильно ими вращает, давая понять, что к грекам он относится отрицательно и лучше о них с ним не разговаривать.

Жизнь порой настолько многообразна, что и представить себе невозможно.

В то время, когда уход стареющих руководителей страны в мир иной завершился и был объявлен социализм с человеческим лицом.

Когда в результате борьбы с пьянством население стало пить еще больше, чем до ее начала.

Когда у страны появилась надежда, только было не до конца понятно на что.