Ядвига Симанова - Иллюстратор

Общее, объединяющее всех детей Вечной весны предназначение – нести божественный свет в Нижний мир, людям, через свои способности. Я – художник, мои инструменты – карандаши, кисти, краски и холст. Цветок в моем сердце открывает взор в Нижний мир, становясь источником света для такого же цветка в человеке, питая его, поддерживая жизнь. Я беру в руки карандаш, и на белом холсте постепенно прорисовываются детали человеческого цветка. Сначала лишь набросок, затем краски наполняют его цветом, божественный свет струится сквозь оживающее полотно, и вот бумага исчезает, сменяясь искрящимся творением кисти, которое по невидимым нитям нисходит к человеку, отзываясь в его душе зарождающимся чувством прекрасного.

В каждом человеке с рождения живет цветок, только люди Нижнего мира не знают об этом, полагая, что все так называемые богатства души даются им просто так, из ниоткуда.

Я наблюдаю, как свет открывает человеку особое видение, позволяющее взглянуть на мир по-иному, разглядеть и уловить метаморфозы его контуров, разнообразие оттенков и красок. Человек начинает видеть и понимать искусство, а иногда и сам берется за кисть, обнаружив талант живописца и создавая уже собственные творения, которые становятся источником света, притягивающим души других людей.

Мои наблюдения ограничены тем светом, что я направляю через свое ремесло художника. Иные сферы жизни человека, как и его образ, лежат вне обзора, мне и не хочется смотреть дальше, я не настолько любопытен. Ведь нет большей радости, чем лицезреть результат своей работы, раз за разом воочию убеждаясь, что предназначение исполняется как должно.

Неподалеку работают мои братья и сестры – дарят божественный свет через свои ремесла: музыку, поэзию, литературу, театр, живопись, – а кто-то обладает даром нести добро в сердца людей и даже любовь – таково их предназначение. Нам неведомы ни ссоры, ни бессмысленные споры; объединенные одной целью, мы дружим между собой, прогуливаясь в вечнозеленых лесах, согреваемые лучами солнца в небесной стране, где царство весны бесконечно и легкий ветерок подгоняет ленивые, почти прозрачные облака, плывущие по лазурному небу от рассвета до закатных сумерек, провожаемые заливистым щебетом птиц.

Я просыпаюсь ранним утром, как только первые лучи солнца проглядывают в небе, прохожу по мягкому ковру неувядающих трав к сверкающим в утренних лучах водам протекающей поблизости речки, иду вниз по течению реки, где тропа проходит по крутому склону, спускаюсь к тенистым зарослям дубовой рощи и погружаюсь в блаженную прохладу под раскидистыми кронами древних деревьев. Мой путь лежит туда, где почва под ногами становится влажной, в сторону лесного болота, в обитель пробуждающихся от ночного сна лотосов.

Бумага и кисть со мной, я извлекаю их из набора и начинаю писать, стремясь запечатлеть момент, когда лотос, поднимаясь из воды навстречу рассвету, раскрывает свои лепестки первым лучам солнца и капельки влаги алмазным блеском сияют на его поверхности. Каждое утро я рисую новое рождение голубых, розовых, красных лотосов, растворяясь в их диковинной красоте, и душа моя танцует в предвкушении счастья, преображения всего вокруг, обновления.

Но вот краем глаза я улавливаю мимолетное движение, которое заставляет отвлечься. За деревьями слышен шелест травы, что-то нарушает мое уединение, и это что-то неудержимо влечет за собой. Вижу – тонкий силуэт промелькнул среди ветвей, двигаюсь следом, стараясь остаться незамеченным. Крадучись, медленными шагами провожаю видение, но лес редеет, и я останавливаюсь. На залитой светом лесной поляне видение обретает форму: это девушка, высокая, в белом льняном платье чуть ниже колен. Мне кажется, я где-то встречал ее, не исключено, что во сне. Не имеет смысла описывать ее внешность, так же бессмысленно пытаться описать изменчивые формы пляшущих языков пламени, искр, взмывающих вверх от костра, чтобы за доли секунды в потоке ветра исчезнуть без следа, и в том и другом случае формы не имеют значения, важно то, что и искры и пламя обжигают. Неведомый доселе огонь охватывает и меня. Я выхожу из тени листвы, более не таясь. Незнакомка резко оборачивается, замирая от неожиданности, но замешательство быстро проходит.

– Ты меня напугал, – произносит она. У нее необычный низкий и вместе с тем волнующий тембр голоса. – Кто ты такой?

Я подхожу ближе, замечаю на ее запястье знак совы.

– Я – Камаэль, художник. Извини, что напугал. Я рисовал на болотах, а тут ты…

– Ты следил за мной?

– Да, прости, но это вышло случайно.

– Довольно извинений, – девушка снисходительно улыбается, протягивая изящную кисть с длинными тонкими пальцами, – меня зовут Аурелие.

Я улыбаюсь в ответ, неуверенно касаюсь ее руки губами, хотя никогда такого раньше не делал, и с неохотой отпускаю. Она разрешает проводить ее до дома, туда, где лес, сменяясь кустарником, уступает просторам зеленых полей. Рядом с ее домом раскинулся яблоневый сад, и деревья в цвету. Мы проходим его, разговаривая о том о сем. Аурелие рассказывает о своем ремесле – науке, замечая, что я обратил внимание на ее знак – символ знания.

Вглядываюсь в изображение ученой совы на ее запястье, и ум озаряет вспышка воспоминания из ушедшего детства, дня, выдернутого из глубин памяти случайно пойманным образом ночной птицы.

Мы, дети весны, росли и обучались ремеслам под руководством наставника, которого прозвали Сказочником за его любовь к замысловатым образным выражениям, преувеличениям и привычке говорить нараспев, подобно менестрелю, ему не хватало только лютни. Занятия проходили на лужайке под открытым небом. И однажды, на одном из таких занятий, когда Сказочник объяснял, что суть всех без исключения ремесел есть свет, который мы несем людям, чтобы поддерживать жизненные силы в их цветках, сохраняя бессмертие анимы, одна девочка с ярко-синими глазами и черными волосами, заплетенными в косички, спросила:

– Учитель, зачем человеку анима? Разве он умрет без нее?

– Ты задаешь правильный вопрос, дочка, – отвечал Сказочник. – Очень важно понимать смысл нашего ремесла, ибо необходимая для его выполнения благодать не снизойдет к сомневающемуся и неуверенному. Так вот, организм людей способен выживать в подходящей среде обитания, для этого анима не нужна. Но людям мало выживать, им необходимо чувствовать себя счастливыми, стремиться к счастью, так уж они устроены. Анима есть понимание счастья и надежда на него, ключ, открывающий дверь, где оно ожидает. Без этого ключа, без понимания того, что ждет тебя в конце пути и к чему следует стремиться, человек, чувствуя потребность заполнить внутреннюю пустоту, начинает искать всевозможные удовольствия, принимая сиюминутные, быстро проходящие наслаждения за счастье, и бесконечно страдает всю свою никчемную жизнь, не находя в них должного удовлетворения, а затем умирает, тело его разлагается, но природа цветка нетленна: даже не зародившийся, не знающий солнечного света, он неуничтожим и потому обречен вечно источать затхлый запах, какой сопровождает увядание забытых в вазе с несвежей водой роз, и с каждым днем этот запах становится все резче и невыносимее. Мертвые цветки означают мертвые души, несчастные при жизни и лишенные надежды на возрождение после нее.