Маргарита Чижова - Портрет на камне

– Спокойной ночи!

– Доброй ночи! – Никита внимательно рассматривал рисунки, ощущая себя так, словно оказался на другой планете.

Снаружи шумели деревья, доносился странный скрип, шорохи, монотонно капала вода. В бытовке было грязно, пахло сигаретным дымом и какой-то химией. По потолку время от времени промелькивали уродливые тени.

– Андрей… – шепотом позвал Никита.

– Не спится? – тихо спросил "кладбищенский". – Так бывает с непривычки. Место… особое, со своими законами. Говорят, погост всех принимает, но это неправда. Бичи, что к тебе пристали, живут за пустырем, на свалке, а сюда соваться побаиваются, иногда вдоль дороги шастают, но вглубь не заходят. Ты не пугайся. Тут безопасно.

– Почему они называли тебя "вавилонянином"?

– Виктор Вавилов – погоняла Вавилон – здесь царь и бог, негласный хозяин кладбища и мой самый большой начальник. Приезжает раз в месяц, раздает всем ценные указания и волшебные пендели. За серьезные косяки может штраф выписать или на счетчик поставить, а то и вовсе прикопать, где ни одна собака не сыщет.

– Жутковато как-то…

– Спи, утром будет весело.

– Весело? – удивился Никита.

– Такого ни в одном цирке не увидишь!

Парень натянул одеяло до подбородка, устраиваясь на жестком топчане и вспоминая, как ловко Андрей расправился с бомжами:

– А ты где драться научился? В армии?

Гравировщик слегка приподнял голову:

– В изостудии.

Он улыбнулся и добавил:

– Шучу. Отцовская выучка. Он в десантуре служил и считал, что это мне больше в жизни пригодится, чем умение пачкать бумагу красками.

– Повезло. Мой был врачом…

– Давай сменим тему. Не лучшее время обсуждать усопших. Завтра поговорим.

– Хорошо. Еще раз доброй ночи.

Никита думал, что так и проворочается без сна до самого рассвета, но ошибся. Его быстро сморила усталость. В полудреме перед глазами рождались странные картины. Он видел украденный смартфон, воронье, кружащее над бытовкой Андрея, и гнусно хихикающего Павла Афанасьевича с застрявшим в зубах пирогом.

Открыв глаза, Никита не сразу сообразил, где находится. Он с минуту лежал неподвижно, глядя на паутину под потолком, слушая радио и вдыхая запах чужой холостяцкой берлоги.

Переодевшийся в застиранную спецовку Андрей сидел за столом, аккуратно рисуя величавые горы и стоянку альпинистов вокруг черно-белой фотографии усопшего, закрепленной на альбомном листе.

Приподнявшись над подушкой, школьник некоторое время наблюдал за работой художника. Мужчина делал предварительный набросок легкими, чистыми линиями.

Плавные движения карандаша завораживали подростка; он с тоской вспоминал свои неуклюжие, тяжелые штрихи, превращавшие рисунки в невзрачные каракули. Украдкой вздохнув, Никита с напускной бодростью сказал:

– Доброе утро!

Гравировщик обернулся и расплылся в улыбке:

– Тебе того же! Бутерброды на столе, вода в чайнике, полотенце здесь, у входа. Умывайся и бегом завтракать.

Наспех сунув ноги в кроссовки, Никита выбрался на улицу и обомлел. Вокруг бурлила жизнь. Из распахнутых дверей похоронных контор доносились зычные мужские голоса, на асфальтовом пятачке теснились легковушки и грузовики, у калитки, прислонив лопаты к забору, жадно курили землекопы в серых спецовках с надписью "МУП "Ритуал".

Плеснув в лицо пахучей водой, школьник выпрямился и поймал на себе множество заинтересованных взглядов. От смущения мигом заалели уши, движения сделались скованными, что безусловно развеселило молчаливых наблюдателей. Не дожидаясь неудобных расспросов, Никита торопливо вернулся в бытовку.

Все прочие запахи перебил аромат растворимого кофе. Андрей точил карандаш и прихлебывал бодрящий напиток из большой именной кружки.

– Можно позвонить? – спросил школьник, краем глаза изучая недоделанный эскиз.

– Конечно! – мужчина кивком указал на лежавший справа от него телефон.

Никита взял "Нокию" и быстро набрал знакомый номер:

– Привет, мам! Да, в порядке. Я у Антохи. Нет, не разрядился. Я его потерял. Ну, вот так… Наверное, обронил, когда из такси вылезал. Блин, перестань! Я же не специально. Значит, буду без телефона. Что? К пяти приеду. Почему поздно? Нормально! Ладно, мне пора… В кино собираемся. Естественно! Все, давай, пока!

– Вы прослушали либретто под названием "Блудный сын", – подражая сочному баритону радиодиктора, заявил Андрей. – Далее в программе – "Дорожные заметки" известного путешественника, который расскажет нам, какие места он намеревается посетить между восемью часами утра и пятью часами вечера.

Хитро покосившись на гравировщика, Никита взял с тарелки бутерброд:

– У меня к тебе дело. Можешь съездить со мной в город?

– Не знаю. Сейчас заказов выше крыши.

– Мы быстро. Я оплачу такси.

– А ресторан и девочек?

– Что?

– Я пошутил, – Андрей придирчиво осмотрел рисунок и добавил несколько мягких, коротких штрихов. – Очень надо?

– Да.

– Значит, не вопрос. Съездим. Но только после обеда, когда мой начальник Роберто "Мудило" Семеныч свалит к поставщикам…

Дверь бытовки тихо приоткрылась и внутрь просунулись две бледно-зеленые морды, напоминавшие вампиров из романа Ричарда Мэтисона "Я – легенда".

– Андрюшенька! – вкрадчиво сказала торчащая справа небритая рожа, нервно корчась и моргая. – Дай денег на опохмел…

– Будь человеком! – прохрипела харя слева. – Войди в положение…

– А оно мне надо? – буркнул гравировщик, смакуя остывающий кофе. – Если бы я вас не спонсировал, давно бы тут дворец построил.

– Андрюшенька! Ты нас обижаешь… – всхлипнул кривляющийся "упырь". – Жадность – большой грех.

– Не чужие ведь друг другу… Сочтемся! – с жаром увещевал его компаньон, краем глаза рассматривая Никиту.

– Когда? – хмуро уточнил художник.

– Андрюшенька, клянусь, если ты преставишься, мы закопаем тебя в лучшем виде и абсолютно бесплатно.

– Цены растут, Андрюша. Похороны – это выгодная… Ик… инвестиция.

Портретист достал из кармана четыре бумажки по сто рублей и протянул незваным визитерам:

– Идите уже с Богом! Не мешайте работать.

– Премного благодарны! – расчувствовался "вампир" справа. – Крепкого здоровья, долгих лет жизни! Тебе и твоему… э… гостю.

– Неиссякаемого вдых… вдух… вдохновения!

– Разнюхали, что хотели? А теперь пошли вон! – гаркнул Андрей, замахнувшись карандашом.

Дверь тотчас захлопнулась.

Никита сквозь смех пытался прожевать бутерброд:

– Кто это были?

– Духи бродяжничества и жнивского самогона, – фыркнул художник. – Безвредные, но жутко привязчивые и охочие до сплетен. Впрочем, тут многие этим грешат… Так что поосторожнее со словами, лишнего о себе не рассказывай…