Любовь Серова - Я шел на небо…

Геринг кивнул.

– Можете продолжать, мистер Джексон.

– Геббельс научил Карла Эрнста, как поджечь рейхстаг, – Джексон взглянул на скамью подсудимых. – Тот подготовил десять членов СА и доложил Герингу. Решение свалить поджог на коммунистов возникло тогда же.

Услышав это, Геринг приветливо кивнул Джексону.

– Позже один из тех десяти, оставшийся без вознаграждения, некий Гель, в прошлом уголовник, написал об этом в имперский суд. Стоит ли говорить, что с ведома Геринга Гель был убит, а труп его исчез. Геринг, что вы можете сказать об этом?

Герман Геринг не реагирует.

– Генерал Франц Гальдер, – продолжает Джексон, – заявил, что Геринг в сорок втором году говорил ему о своём участии в поджоге. Что вы на это скажете, подсудимый?

Геринг делает мечтательно-загадочное лицо.

– Ваш двоюродный брат, как известно, не раз заявлял о вашей беспринципности.

– И я не порвал его на части? – с иронией отозвался Геринг.

– Я удивлён этому не меньше, чем вы.

– Что касается пожара рейхстага, мне не известно ни одного случая, – Геринг не дал Джексону договорить, – чтобы из-за пожара был убит хоть один человек, да и арестов было немного.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно.

– Вы встречались с фюрером во время пожара?

– Конечно, мы встречались.

– И здесь же, на месте, вы решили арестовать коммунистов?

– Нет, это решение было принято заранее.

– Заранее?

– Вы не ослышались! – Геринг рассмеялся.

– Вы никогда не хвастались, что подожгли рейхстаг?

Геринг молчит.

– Скажите, вы помните завтрак в день рождения фюрера в сорок втором году? Вы не помните? Я читаю: «За общим завтраком Геринг крикнул: “Я – единственный, кто знает рейхстаг, потому что я поджёг его!”. Сказав это, он похлопал себя по ляжке», – конец цитаты. Это письменное показание генерала Гальдера. Вы говорили о поджоге?

– С Гальдером? Такого разговора не было.

– Ваши заводы приводили Германию в состояние готовности к войне, не так ли?

– Концерн «Герман Геринг» занимался добычей сырья и производством стали.

– У меня нет вопросов к подсудимому, – Джексон закрыл папку с бумагами.

Руденко просит слова. Лоренс не возражает.

– У меня несколько вопросов к подсудимому Герингу.

– С удовольствием на них отвечу, – усмехнулся Геринг.

– Во-первых, влияли ли вы на принятие фюрером внешнеполитических решений?

– Нет. Фюрер есть фюрер, точнее – был.

– Кто же был ближайшим советником фюрера в экономике?

– Я.

– В военных вопросах?

– Я.

– Вы разрабатывали план нападения на Советский Союз?

– Рейхсмаршал – всего лишь титул, не более, – Геринг ухмыльнулся.

– План был разработан в ноябре 1940 года?

– Да.

Теперь уже Руденко выдержал паузу.

– Я прочту вам запись совещания от шестнадцатого июля 1941 года: «Прибалтика и волжские области должны стать частью империи, Ленинград подлежит уничтожению». Кем был записан этот протокол?

– Борманом. Но он преувеличил кое-что.

– Что например?

Геринг не отвечает.

– Вы признаёте, что руководили массовым угоном в рабство миллионов граждан из оккупированных стран?

– Речь шла о двух миллионах рабочих. Рабство я отрицаю.

– В подписанном вами приказе от шестнадцатого сентября 1941 года говорилось: «За жизнь одного немецкого солдата подлежат смертной казни 50—100 коммунистов».

– В этом приказе было указано 5—10 человек, фюрер исправил: 100.

– Согласны ли вы с теорией высшей расы?

– Не вижу связи.

– Вы согласны с этой теорией?

Геринг делает неопределённый жест рукой, словно разгоняет одному ему заметное облако домыслов.

– Я никогда не использовал это выражение. Различия между расами я признаю.

– Признаёте?

– Признаю.

– Вы неоднократно заявляли, что Гитлер привёл Германию к расцвет у.

– Да, это так.

– И даже когда рейхстаг принял закон о защите народа и рейха, отменив контроль за бюджетом, внесение конституционных поправок и ратификацию договоров с иностранными государствами, передав их на четыре года имперскому правительству, и когда спустя несколько месяцев все партии до одной были запрещены, а профсоюзы распущены…

– И что?

– Послушное правительство, удобные законы, образование и религия на службе интересов нацизма. «Хайль Гитлер!» – обязательное приветствие, свастика как символ государства, «Хорст Вессель» – официальный гимн. Вы считаете, всё это отражает расцвет немецкого государства?

Геринг сдерживает приступ бешенства и с натугой отвечает:

– Катастрофа наступила после проигранной войны.

– У меня больше нет вопросов к подсудимому.

«Мудрый человек не заблуждается, человеколюбивый не знает печали, мужественный не испытывает страха», – повторял Мао Цзэдун.

Ростом выше среднего, неторопливый, внешне рыхловатый, он двигался не так быстро, чуть склоняя голову к правому плечу. Владимиров уже привык к заплатанному даньи и житейской скромности Мао. По словам Цзян Ци, её муж так много писал, что у него начала отниматься рука.

– У нас нет утра в привычном европейском понимании, – говорил Мао. – День накатывается стремительно. Кажется, белое раскалённое солнце так близко, что можно дотронуться до него. А время бежит!.. Стоя на берегу реки, Конфуций сказал: «Время бежит так же, как и вода, не останавливаясь». Летом дни стоят безоблачные, яркие, знойные, для вас непривычные.

Владимиров улыбнулся в ответ:

– Летом я несколько раз жестоко обгорал на солнце. Не сразу привык к жаре и почти не ел.

– Европейцы и особенно американцы постоянно указывают на нас пальцем, – продолжил Мао. – Опасаются распространения нашей революции? Есть революция в политическом смысле, а есть революция сознания. Какая из этих революций для них страшнее? Зачем они говорят лишнее? Зачем учат нас жить?.. Сегодня мы как никогда близки к цели великого возрождения китайской нации. И как никогда в истории мы нуждаемся в строительстве мощной народной армии. Мир необходимо защищать.

Тяжело дыша, Мао Цзэдун надолго задумался.

– Был сумрак ночной над моею страной, – поэтически произнёс он. – В нём дьяволов рой забавлялся игрой. Был нем и разрознен народ мой родной… Когда появились первые марксистские кружки, когда при поддержке Коминтерна создавалась наша компартия, наш пролетариат не самоопределился как класс. Сейчас наши партийные ряды обновляются молодёжью, неопытной, крестьянской, студенческой. Как никогда важны партийная дисциплина, критика и самокритика. Помните наш разговор об этом?

– О том, что партсобрания назначаются по указанию сверху и председатель ячейки указывает, кого и за что критиковать? – спросил Владимиров. – Я был свидетелем того, как жёстко критиковали парня всего лишь за разговор с девушкой. А вот о чём они говорили, никто на собрании не сказал. В другой раз за буржуазный индивидуализм бранили девушку, посмевшую надеть сохранившееся от старых времён домашнее платье.