Андрей Сметанкин - Жемчужина

Тиц и так задержался на этом свете. Пора помочь старику избавиться от тягот жизненной ноши. Тем более, никто не заметит и не хватится искать этого тщедушного бедолагу.

По дороге к мосту, где обычно стоял художник со своим девственным холстом, карлик подобрал большой придорожный камень и спрятал его за пазухой.

Тиц чутко дремал, опираясь на перила решётки моста, и ждал прекрасный час своего неуловимого рассвета, держа в руках забытую кисточку. Карлик бесцеремонно растолкал художника.

«Ты всё спишь?» – язвительно спросил карлик.

«Я мечтаю», – простодушно ответил художник, а забытая кисточка тихо задрожала в его руках.

«Ну да, – подхватил карлик, – каждый мечтает о том, чего никогда не будет!»

«Ты что-то сказал, карлик?» – спросил художник и встрепенулся, возвращаясь из собственного сна в реальный мир людей и событий, а кисточка задрожала ещё сильнее.

«Да, я сказал, что тебе осталось жить только три недели! – с бешенством прокричал карлик, ибо искренно уверовал в то, что перестанут называть его жалким карликом, а со страхом и почтением начнут обращаться к нему: „Ваше Превосходительство“. – Ты скоро умрёшь!»

«Не может быть… – огорчился художник и спросил: – А ты откуда знаешь, карлик?» – и кисточка задрожала так, будто решила превратиться в бабочку и улететь прочь от этого ужасного места.

«А ты загляни, маратель, в эту книгу! – закричал злой человечек прямо в ухо бедному старику. – Ну, что там написано, старая развалина? – и приказал: – Читай вслух!»

«„Маляр и мечтатель Тиц … 17 мая …“ – ничего не понимаю, и мои глаза болят, и в ушах стреляет…» – заплакал вдруг художник беспомощным ребёнком, и кисточка выпала из рук…

«А тебе не надо понимать, недоучка! – прокричал карлик и нетерпеливо потребовал: – Делай то, что написано в книге!» – и лицо человечка исказилось в злой нетерпеливой гримасе.

«Позволь, но я ещё не написал свой рассвет!» – попробовал возразить Тиц и наклонился за кисточкой.

«А меня это мало волнует… – карлик не скрывал своего раздражения. – Ты никогда его не нарисуешь, маляр!»

«Но почему?» – возмутился художник и поднял кисточку с земли.

«Потому, что ты – бездарен: надо честно смотреть правде в глаза!» – заявил карлик.

Тиц было вспыхнул, но успокоился. К чему сотрясать воздух кулаками, когда вся жизнь позади, а ты так и не написал ни одной картины. Действительно, бездарь и неудачник… Художник выпрямился и стал смотреть, как дрожат его руки.

Старый художник на время задумался.

«Хорошо, – сказал он, – я согласен с тобой. Только позволь мне с первыми лучами солнца сделать несколько мазков. Надеюсь, за эти годы я не разучился держать в руках ни себя, ни мольберт, ни кисти!» – сказал Тиц и последним усилием воли заставил кисточку не дрожать в своих руках.

«Ладно, валяй, пустой маратель жизни…» – великодушно разрешил карлик, повернулся к востоку спиной и стал ковыряться пальцем в носу.

Прошла минута-другая, и весь восток вдруг взорвался красками, как спелый гранат. Алый сок небес брызнул на землю, на мост – на Тица и карлика. Карлик возмутился и спрятался в тень, а художник обмакнул кисточку в живую краску рассвета и коснулся холста.

И тут случилось чудо. Стоило Тицу коснуться холста, как старик одним движением написал гениальную картину – первую и единственную в своей жизни. Торжественный восход из картины брызнул на мир живительными лучами. Они, как кинжалы, вспороли брюхо осевшей ночи, и по востоку разлилась кровь. А земля пробудилась и вострепетала, как обнажённая девичья грудь под рукой возлюбленного юноши-солнца. Отныне два восхода царили в природе земли: один – на небосводе, другой – на холсте, и оба не уступали друг другу по силе и красоте. Трудно было сказать, какой из них краше.

Волшебные отблески написанного восхода задрожали в старой душе художника, и она помолодела. А следом за ней помолодели руки – им вернулась твёрдость, а прежняя молодая зоркость вернулась глазам.

«Случилось! – закричал счастливый художник. – Я знал, что это случится!»

Он повернулся спиной, чтобы положить кисть и мольберт, как человечек ударил камнем из-за пазухи по затылку чудесного художника. Тот, охнув, упал на перила, и карлик сбросил его с моста. Если человечку были обещаны три лишние недели чужой жизни, то он их не упустит. Пусть всё будет по правилам – как написано в Великой книге.

Когда бездыханное тело художника поглотили тёмные воды реки, то они вдруг окрасились густой киноварью, и на чёрной поверхности вод раскрылся прекрасный розовый лотос.

Карлик свесился с перил, жалея, что не может дотянуться и сорвать этот чудесный цветок, а затем растоптать его своими грязными ногами.

Внезапно он почувствовал, каждой клеткой своего жалкого существа, как три недели, непрожитые Тицом, влились в грязный горшок его сути, как крепкое вино из старинной бутыли.

Человечек собрался уходить, но сверху возле него упал какой-то кожаный мешочек, и в нём зазвенел металл. Карлик наклонился и подобрал мешочек. Открыл его и не сдержал своей радости. Мешочек, под самую завязку, был туго набит золотыми монетами.

Сбоку на нитке болталась бирка. На ней было написано: «Это плата за маляра и мечтателя».

Человечек быстро смекнул, в чём дело, удостоверившись в правоте речений страшной книги, обладателем которой нечаянно стал. Значит, весь мир сейчас у ног его лежит, как побитый покорный пёс, и молит о пощаде, а он, карлик… нет, не так, но Ваше Светлое Превосходительство, стоит на вершине власти и определяет, кто достоин жизни, а кто…

Чувство сытости и довольства разлилось по всему нескладному существу карлика. Человечек решил не довольствоваться достигнутым результатом и наскоро перелистал книгу. Перелистал и, к превеликой радости своей, нашёл, что Леона Гу, милая и прекрасная девушка, с пышной короной золотых волос, белолицая и… слепая, которую любило это тщедушное существо, через месяц должна умереть от рака матки. Не теряя попусту ни минуты, человечек поспешил к дому любимой Леоны – не за объяснением в любви, но по душу девушки, в буквальном смысле слова. По дороге он зашёл в аптеку и купил мешочек мышьяка. Травить мышей, как пояснил он аптекарю.

Слепая девушка встретила карлика у порога, радостно и счастливо улыбаясь, и провела в свой скромный, но светлый, тёплый и уютный дом. Карлику нравилось здесь бывать, ласкать невинную несчастную душу, которая, по слепоте своей, видела в нём своего помощника и заступника. Может быть, она осознавала его физическое несовершенство – слепые люди обладают даром внутреннего видения, – но продолжала искренно любить человечка таким, каким он был, по сути земной. Вероятно, она искренно полагала, что теплотой и лаской, хотя бы духовно излечит и облагородит своего возлюбленного?