Елена Ликанова - Тактика «Галактика»

«Мемуары – это прекрасно! – воскликнула я, узнав о намерении тётушки поделиться с миром воспоминаниями о событиях из её жизни, – Лично я многое хотела бы узнать о нашей семье, наших предках. Но мама была не очень разговорчива. Да я её почти и не расспрашивала, о чём сейчас жалею». «Вот именно! – горячо подхватила мои слова тётя Лика, – В юности все так беспечны по отношению к истории своей семьи. А по прошествии лет и поговорить уже не с кем будет. Жаль, мои сыновья этого не понимают. Я натолкнулась на стену непонимания с их стороны. Они не хотят слушать мои рассказы о прошлом. И я решила…» «Что?» – ещё раз переспросила я. Хотя уже понимала, что речь идёт как минимум о великой книге, которую, как подсказал мне мой внутренний голос, тётя собирается выпустить не без моего участия. Внутренний голос, увы, не ошибся. «Я напишу книгу, мемуары эмигрантки, – сообщила мне важно тётя, – а ты будешь моим редактором. Нет, даже более того – ты будешь моим полноправным соавтором, и твоё имя будет красоваться на обложке рядом с моим. Но! – я так и увидела в своём воображении, как тётушка многозначительно устремила к небу указательный палец правой руки, – Книга должна быть гениальная!»

Понимая, что тётушка возражений не потерпит, я дипломатично промолчала. Я, которая, скажем так, балуется писательством ради своего удовольствия, сама выкупая тиражи своих книг и раздаривая их друзьям и знакомым, не стала рассказывать тёте, что для раскрутки книги нужно приложить немало усилий и потратить немало средств. Ведь как сказал однажды мой мудрый сын, когда я спросила его мнение о вышивке, над которой усердно трудилась, – «Прекрасно! – и добавил, – Прекрасно, что мама чем-то занята!» Моё молчание было воспринято тётушкой как согласие. И работа над мемуарами началась.

«Ну как продвигается наша книга? – вопрошает меня через какое-то время по телефону бодрым голосом моя итальянская тётушка, – мы уже на середине пути?» «Какое там – на середине! В самом начале только», – отвечаю с удивлением. «А сколько у нас уже страниц?» «Семь», – говорю, как на духу. «А сколько страниц должно быть в книге?» «В книге, – поясняю терпеливо, – может, конечно, быть и семь, и даже одна страница, но жанр „мемуары“, как мне кажется, подразумевает несколько больший объём, страниц сто, хотя бы». «У-у-у-у, – сникает тётя, – я пишу-пишу и присылаю тебе каждый день по СТОЛЬКУ, а в итоге мы имеем всего семь страниц?» Пишет тётя по крохотному абзацу и вовсе не каждый день, раза два в неделю. «Семь страниц, – вздыхаю я, – с моими вставками. Я подумала – можно сделать книгу в виде диалога поколений. Твой взгляд изнутри событий и мой – как бы снаружи. Что мы, нынешние, думаем о том, свидетелями чего не были». «Ну что же, – подхватила идею тётя, – мне нравится ход твоих мыслей. Вот этим и займись. Можешь добавить ещё некоторые исторические справки, какие-нибудь анекдоты тех времён – и книга написана. Работай. Я в тебя верю! Но помни, что это большая ответственность! Я собираюсь написать бестселлер!» Ну да, ну да. Если не бестселлер, то зачем тогда вообще браться за перо?

«Ну а как у вас в целом обстановка в городе?» – интересуется тётушка, явно удовлетворённая результатом наших «переговоров». Надо сказать, что описываемые события пришлись на сложные для всего мира времена – повсюду гуляет не известный науке вирус, и объявлен всеобщий карантин на неопределённый срок. «Да как обстановка, – отвечаю, – всё по-прежнему, из дома выходим редко, раз в три дня – в магазин за продуктами». «А у нас уже есть небольшие послабления, – хвастает тётя, – начали открываться кафе. Итальянцы ведь любят сидеть в кафешках, пить кофе и общаться». «Ты тоже уже ходила?» – спрашиваю. «Нет, что ты! Там такие очереди!» «Что – кафе не вмещают всех желающих?» «Да нет, ты не поняла – все стоят и ждут снаружи, пока тот один, кто сидит внутри, допьёт кофе и выйдет. И тогда впустят следующего. В кафе пускают строго по одному».

Спустя ещё какое-то время снова звонит тётушка. «Ты пойми, я ведь не просто так именно тебе доверила редактировать мой бестселлер, – важным тоном сообщает она, – Ты очень хорошо пишешь. Я твои книжки все прочла от корки до корки». И тут я вспомнила, что пару лет назад отправляла тёте несколько своих книжек. Тогда особой реакции не последовало. Прочла, значит, всё-таки? «Тебе понравились мои книги?» – спрашиваю. «В том-то и дело, что нет, – отвечает тётушка, – но оторваться не могла».

Дни шли своим чередом, тётя присылала мне какие-то обрывки своих воспоминаний, раскиданные по времени (то что-то из детства, то из юности), и я, как жонглёр, пыталась перебрасывать их туда-сюда, чтобы составить из этого мало-мальски складный текст.

«Алло! Лена! Ты куда пропала? Почему не отвечаешь на мои звонки? – проявляется снова в один из дней моя заполошная тётя. Разговор обещает быть напряжённым. Ведь моим настоящим именем тётя называет меня крайне редко, – Ты что – раздумала мне помогать в работе над мемуарами?» «Нет, что ты, – успокаиваю я её, – я никуда не пропала. Я просто пропустила, видимо, какие-то из твоих звонков. Может, в ванной комнате была». «Тебе понравились мои истории? – тут же смягчившись, спрашивает немного кокетливо тётушка, – Грустные, но с юмором, всё же, да?» «Какие именно истории?» – уточняю. «Ну, про то, как я сама впервые ходила отдавать туфли в ремонт или как я узнала, кто такие евреи. А ещё про парня из Америки, которого чуть не побили во время фестиваля молодёжи, узнав, какая у него, простого рабочего, большая зарплата». «Что-то я не припомню, чтобы ты мне присылала вот именно эти истории», – говорю. Сама же абсолютно уверена, что не читала ничего такого. «Ну как же!» – снова сердится тётушка и рассказывает мне несколько случаев из своей жизни – ярких, смешных и, в то же время, грустных. «А-ха-ха-ха-ха!» – не могу я удержаться от смеха, когда тётя завершает очередную историю. «И вот я прихожу к бабушке со сжатыми от злости кулаками и с ушами, величиной с лопухи и бордового цвета, потому что мне их надрала соседка-еврейка, и цежу сквозь зубы: «Теперь-то я знаю, кто такие евреи, и почему их так все ненавидят!» А бабушка отвечает, что уши – это ерунда, и что евреи Христа распяли, хотя он сам был еврей, а вот это уже совсем никуда не годится». «Постой, – успокаиваюсь я, отсмеявшись, – но ты мне вот это, про красные уши, не писала точно, я бы запомнила». «Н-ну, это очень личное». «Так, а что такое, по-твоему, мемуары? Это ведь и есть личная история. А ты во всех эпизодах оставляешь лишь начало и финал, а подробности, в которых самый смак, опускаешь». «Ох, – вздыхает тётя, – в этом вся и проблема. Я не знаю, что делать дальше». «Как – что, – удивляюсь я, – продолжать писать». «Но там осталось такое, про что писать совсем не хочется, – сердится тётя неизвестно на кого, – ненавистный институт, в который я поступила под нажимом авторитарной матери, два несчастливых замужества, мытарства в первые годы жизни в чужой стране…» «Мне же ты рассказываешь». «Так это – тебе… В общем – ситуация тупиковая». «Да-а-а, ну тогда, – говорю, подумав, – остаётся лишь один выход – сделать книгу в двух частях. В первой части будут те самые семь страниц, которые ты решилась написать, а во второй – всё остальное, что ты мне рассказала. Под названием «Не вошедшее».