Елена Ликанова - Тактика «Галактика»

И снова тётушка не появляется какое-то время. «Может, всё же, работает над мемуарами?» – утешаюсь я мыслью. И, пока суд да дело, начинаю писать рассказ, который давно зрел во мне, но всё не получалось излить это на бумагу. Слишком личными и болезненными были события, которые я собиралась описать. «Ну вот и случай воспользоваться приёмом, о котором говорила тётя, – написать от третьего лица, глядя на себя как бы со стороны», – решила я. И через пару часов рассказ был готов. Я тут же отправила его тёте с комментарием: «Вот, прочти, это как раз пример того, как можно говорить о себе в третьем лице, не оставляя, тем не менее, у читателя сомнений в том, что речь идёт о личных переживаниях автора».

Довольно скоро я получаю ответ – «Хороший рассказ, молодец!» И ни слова о том, собирается ли тётя воспользоваться этим примером и написать в таком ключе. Долгое время была тишина. Я забеспокоилась. «Анжелика, – пишу в тревоге, – всё ли в порядке? Здорова ли ты? Горишь ли ещё желанием писать мемуары? Какие новости?» «Ой, – приходит ответ, – я тут замоталась. Ходила по гостям. Писательством пока не занималась. Но ведь у тебя есть, чем заняться. Обрабатывай те материалы, которые имеются. Как, кстати, всё продвигается?» Я не рискнула напомнить, что материалов, по-прежнему, всего на десять страниц. И всё, что могла, я с ними уже сделала. «Ты знаешь, дела идут неплохо, но есть нюанс, – сказала я, чтобы хоть как-то снова расшевелить тётю, – у тебя периодически упоминаются люди, про которых читателям ничего не известно. Татка, Нелли, Сабашников, Нина Сергеевна – кто они? Может, дашь к их образам какие-то пояснения?» «Привет! – тут же звонит тётя, которая не любит вести долгие диалоги в переписке, – Мне казалось, на этот случай существуют так называемые „сноски“ – ставишь звёздочку возле слова, а внизу страницы пишешь пояснение. Я уверена, что уж с этим ты справишься!» «Да, ты справишься, ведь ты мастер сносок и прочих литературных тонкостей», – смеётся моя подруга Аллочка, у которой я в этот момент нахожусь в гостях, и которая слышит громкий голос тёти, звучащий из телефонной трубки. «У тебя кто-то в гостях? – тут же реагирует тётя, – У вас уже отменили карантин? Можно ходить гулять и в гости?» «Нет-нет, – грожу я кулаком не на шутку развеселившейся подружке, – телевизор громко включён был. Сейчас я убавлю звук!» Недоставало ещё схлопотать мораль на целый час про то, какие меры предосторожности надо соблюдать. «Смотри, – тем не менее, наставительным тоном уже вещает тётушка, – обязательно надевай маску и перчатки, когда выходишь из дома. И тщательно мой руки, когда возвращаешься!» «Да, конечно!» – соглашаюсь я, хотя сильно сомневаюсь, что душные маски спасают от вируса. «Такая взрослая, а всему тебя надо учить! – уже завелась на беседу тётушка и продолжает её игривым тоном, – Тебе сколько лет?» «Пятьдесят два. Будет в октябре», – я сохранила эту детскую привычку называть не текущий возраст, а тот, который вскоре должен наступить. «Совсем девчонка, – смеётся тётя Анжелика, которой в сентябре стукнет семьдесят девять. Удивляюсь внезапно возникшим тёплым ноткам в её голосе. Она не склонна к сентиментам, – у тебя ещё всё впереди! А ты знаешь, когда я встретила гранд аморе – самую великую любовь всей моей жизни?» «Нет», – не перестаю я удивляться такому повороту разговора. «В шестьдесят восемь лет!» «Ничего себе! – восклицаю, – Но я-то всегда верю в лучшее. И жизнь это часто подтверждает. Одна моя подруга вышла замуж в пятьдесят, а в пятьдесят один родила первенца!» «Ты, надеюсь, не собираешься рожать в твоём преклонном возрасте?» – тут же меняет интонацию тётушка. Тут, по совпадению, проснулся маленький сын моей подруги Аллочки, и она вынуждена была оторвать ухо от столь занимательного нашего с тётей диалога и идти в спальню успокаивать плачущего малыша. «Да ты и просто с мужчиной жить не сможешь, не то, что ребёнка родить и вырастить, – заводится всё больше тётя, – ты не сможешь оставить свои многолетние холостяцкие привычки. Уж поверь мне!» Не знаю, чем бы закончилась наша беседа, но тут издалека послышалось: «Мама, иди к столу! Всё накрыто к обеду!» Это старший сын тётушки, Глеб, у которого она в этот момент находилась в гостях, позвал её обедать, и она вынуждена была попрощаться. А на кухню ко мне вернулась Аллочка с болтающимся под мышкой голопопым агукающим пупсом, своим сияющим видом полностью опровергая тётушкину теорию о тяготах и лишениях материнства.

Вдоволь наигравшись с аллочкиным малышом, я, вернувшись домой, совершенно спонтанно написала рассказ о тех временах, когда мой сын был маленьким. Оторвавшись от писанины лишь к вечеру, я, весьма довольная и счастливая, легла спать. Рано утром раздался телефонный звонок. Его тревожная трель не оставляла никаких сомнений – звонила тётя Лика. «Привет. Ты уже составила из моих записей складный текст?» – спросила она требовательным тоном. «Да, я попыталась склеить как-то разрозненные части, но пока материала слишком мало», – брякнула я честно спросонок, не успев сочинить дипломатическую версию ответа.

«Нет! Нет, нет и нет! – воскликнула тётя, возможно, заломив при этом трагически руки, – всё надо сократить! Там полно ненужных и порочащих нашу семью подробностей!» «Сократить? – окончательно проснулась я, – Но ведь там и так всего десять страниц! Какие порочащие детали?» «Помнишь рассказ о моей бабушке и её двух сёстрах? Бабушка Катя не стала врачом, потому что решила рожать детей от деда Ивана, её сестра Лиза вышла замуж за командира красной армии, который изображал героя, а, на самом деле, оказался настолько малодушным, что согласился, вопреки своим политическим взглядам, венчаться в церкви, а третья сестра, Клава, та вообще…» «Что?» – замерла я, подозревая, что сейчас узнаю какую-то семейную тайну. «Она была любовницей циркового артиста и сбежала с ним в какую-то Тьму-Таракань!» «И кто же он был, этот артист?» «Какой-то силач, тягавший гири на арене. Его звали Иван Поддубный». «Так вот это всё надо из моих мемуаров убрать!» – продолжила тётя, не дождавшись от меня, переваривающей всю эту информацию, ничего в ответ. «Да, но…, – отмираю я, – этого ничего в них и нету». «Как – нету? – возмущается тётя, – Проверь внимательно нашу с тобой переписку!» Я проверяю и, действительно, нахожу одно письмо на эту тему. Текст его такой – «Надо вычеркнуть про Клаву и Лизу. Не к месту пока». Ну, что же. Мне меньше работы. Тётя сама всё вычеркнула. Причём, даже не написав. А это уже высший пилотаж!

Что касается гранд аморе, которая случилась с моей тётей, когда ей стукнуло шестьдесят восемь лет, то я слышала версию этой истории от младшего сына Анжелики, Лёвы, который принял уже давно мудрое решение, что родных легче всего любить на расстоянии, и уехал жить в Африку. «Представляешь, – с долей иронии пополам с возмущением рассказывал мне Лёва в один из своих приездов в Москву, когда мы сидели в кафе и болтали о том – о сём, – мама совсем спятила. Она застала папу за просмотром эротических журналов и решила с ним развестись по причине его низкого морального облика!» Дяде Паоло на тот момент было семьдесят пять лет. «В этом возрасте мужчине уже точно можно позволить смотреть любые журналы!» – смеюсь я. «Да, но это ещё не всё! Стоило им развестись, как мама нашла себе какого-то музыканта, который не прижился в Америке и приехал в Италию, чтобы играть на гитаре в маленьких кафе и ресторанчиках. И она его повсюду сопровождает, изображая из себя хиппи на старости лет!» Если честно, услышав такую новость, я зауважала тётю Анжелику ещё больше, чем тогда, когда она рискнула нырнуть с головой в писательскую деятельность, не подозревая о тех подводных камнях, что её ожидают.