Виктория Травская - Сопротивление материала. Том 3. Так не бывает

Так же бесшумно она вернулась в свою постель (разговор за дверью продолжался) и, чувствуя на губах ментоловый привкус капель, попыталась осмыслить тот факт, что у матери кто-то есть. В сущности, в этом не было ничего необычного: Елена Степановна была ещё молода и весьма привлекательна, и Саше было известно, что она нравится мужчинам. Но до сих пор – после того как ушёл отец – она игнорировала любые знаки внимания и никому не давала никаких авансов. Саша привыкла думать, что с этой стороной жизни мать, по её собственному выражению, покончила. И теперь странно и даже немного дико было думать о матери в связи с каким-то мужчиной – в том, что таинственный ночной собеседник был мужчина, Саша не сомневалась. Размышляя о своём открытии, она не заметила, как заснула.

Наутро Саша никак не могла проснуться. Это было непривычно – живя с матерью, она выработала в себе привычку подниматься с первым звуком будильника, чтобы избежать окриков и сдёргивания одеяла, привычку настолько прочную, что даже теперь, когда в будильнике не было необходимости, садилась в постели, едва открыв глаза. Безуспешно пытаясь вынырнуть из плотного облака сна и опять в него проваливаясь, она задумалась о причинах и вспомнила выпитую ночью крепкую дозу лекарства, а вспомнив это – припомнила и загадочный телефонный разговор матери. Возбуждение, вызванное ночным открытием, подействовало как скинутое одеяло – Саша ощутила холод внезапного прозрения и наконец проснулась. «Интересно, бабушка знает?» – подумала она. Весь день Саша исподволь присматривалась к ним обеим. Теперь она поняла причину непостижимой перемены в матери, движения которой сделались вдруг мягкими и даже обрели некоторую томность, а взгляд, который она привыкла видеть отстранённо-холодным, стал почти что мечтательным, обращённым в себя. Бабушка казалась такой же, как и всегда. Но вечером, когда они смотрели какой-то фильм и мать, выключив на рекламе звук, измеряла бабушке давление, Вера Сергеевна вдруг спросила:

– Леночка, тебе когда на работу? После праздников?

– Сто тридцать на восемьдесят пять, – ответила мать, вынимая из ушей фонендоскоп, и, застегнув на футляре молнию, добавила как нечто несущественное: – Я уволилась.

– Уволилась, – эхом ответила Вера Сергеевна после короткой паузы, и по её тону и лицу Саша поняла, что услышанное не было для бабушки такой же неожиданностью, как для неё самой. Предчувствие чего-то непоправимого обожгло её шею и грудь, закололо мелкими иголками.

Так как обе они, с бабушкой, уставились на мать и молча ждали объяснения, так наконец заговорила.

– Я собиралась вам сказать… – Елена Степановна запнулась, беспокойно переводя взгляд от матери к дочери и обратно. – В общем, я выхожу замуж. – И, так как обе в молчаливом недоумении продолжали сверлить её глазами, закончила: – Он врач, руководитель моей программы. Жить мы будем у него.

– Так ты остаёшься в Ленинграде? – заговорила наконец Вера Сергеевна.

– Да. Возвращаюсь после праздников. Женя берёт меня на работу в своё отделение. – Она мимолётно улыбнулась, произнеся его имя. – Вы что, за меня не рады?

Вера Сергеевна шумно вздохнула, словно подводный пловец, вынырнувший на поверхность моря.

– От чего же, я рада. Просто всё это так неожиданно.

Бабушка с тревогой посмотрела на Сашу, которая оцепенела в своём кресле: в её лице не было ни кровинки. Глядя на внучку, спросила:

– Но как же Саша?

– А что Саша? – поспешно воскликнула мать, раньше, чем отзвучал вопрос: было понятно, что она ждала его и что совесть её была не вполне спокойна на этот счёт. – Саша может поступить на заочное отделение, не так ли? Зато ей будет где остановиться, приезжая на сессию.

Теперь обе смотрели на неё и ждали её ответа: бабушка – с тревогой, мать – требовательно и жёстко, как ещё недавно смотрела на неё, школьницу, отчитывая за тройку в дневнике. Реклама давно закончилась и шёл фильм, но никто не обращал на это внимания.

Саша отвернулась и уставилась на экран, где одни бандиты убегали от других, круша и сжигая дорогие американские автомобили, словно дешёвые игрушки. Она чувствовала зияющую пустоту внутри, словно душа покинула её тело, в котором тупо колотилось уже ненужное сердце. «Вот и всё!» – только и подумала она. Шар упал во второй раз.

Мать, не дождавшись ответа, заговорила – так быстро и сбивчиво, словно все эти слова она давно уже приготовила внутри себя, и теперь, когда открылись шлюзы, они хлынули из неё густым и беспорядочным потоком.

– Александра, ты должна понять. Я никогда не жила для себя, ты прекрасно это знаешь. Тебе не в чем меня упрекнуть. После того как ушёл твой отец, что я видела? Дом – работа, дом – работа, и так до бесконечности. Но ведь я ещё не старуха! Я встретила человека, с которым могу быть счастлива, я имею на это право, в конце концов!

Вывалив всю эту кучу, она замолчала, но все эти «я» ещё метались рикошетом по комнате и бились о Сашину голову.

– Ну? – не выдержала мать. – Скажи что-нибудь, в конце концов!

Саша с трудом разлепила судорожно сжатые губы и, не отрывая глаз от мельтешащего экрана, спросила:

– Что ты хочешь услышать, мама?

– Что-нибудь, всё равно что! – Елена Степановна запнулась и добавила раздражённо: – Ну, скажи, разве я не права? Разве…

– Ты всегда права, мама. Ты же знаешь, – перебила её Саша.

Мать не нашлась, что на это ответить. Она с изумлением смотрела на свою внезапно повзрослевшую дочь, осознавая, что совсем не знает эту юную женщину со строгим профилем, сидящую сейчас передней в кресле. Больше того: от неё, этой незнакомки, теперь зависит её, матери, личное счастье. И Елена Степановна, неожиданно для себя самой, обратилась к ней, как к равной.

– Постарайся меня понять, пожалуйста. Я знаю, о чём ты думаешь: Славик и всё такое…

– Не трогай Славика, пожалуйста! – Саша резко обернулась и метнула в мать этой фразой так, что та внутренне отпрянула.

– Ну, хорошо, хорошо. Не буду. Только одно слово: если это настоящее, то вы всё равно будете вместе. Если же нет – у тебя таких славиков ещё будет целый воз!

– Как у тебя? – жёстко усмехнулась Саша.

– Александра, не будь такой жестокой! У меня могло быть много мужчин, если бы я этого захотела. И у тебя будет!

– Мне не надо «много»… – Она собиралась сказать: мне нужен один, но продолжать не стала.

– Ну, как бы там ни было, – продолжила мать, – Тебе только восемнадцать, а мне уже сорок два. И я хочу устроить свою жизнь! – закончила она с вызовом.

«На обломках моей», – подумала Саша с горечью. Она вдруг почувствовала, что если ещё минуту останется в одной комнате с матерью, то закричит. Резко поднявшись, она посмотрела на мать сверху и вдруг, на короткое мгновение, увидела перед собой не суровую и мстительную богиню, перед которой трепетала всю свою жизнь, а жалкую, испуганную и женщину с мольбой в глазах.