Виктория Травская - Сопротивление материала. Том 3. Так не бывает

Шар не упал – тогда.

Случилось это позже, когда они с матерью уже паковали чемоданы, чтобы ехать в Питер. Переподготовка Елены Степановны была, по её собственному выражению, «на мазѝ», и они обе с радостным возбуждением предвкушали поездку. Никогда больше – ни до, ни после – не пребывала Саша в таком согласии с матерью. Та словно помолодела: была настроена миролюбиво и даже весело, её всегдашнее недовольство и плохо скрываемое раздражение сменились насмешливой снисходительностью и почти дружеским подтруниванием. Елена Степановна заказала себе пару платьев у той самой портнихи, которая шила Сашин бальный наряд – «чтобы не ударить в грязь лицом перед культурной столицей» – и была настолько благодушно настроена, что купила дочери дорогой плащ в одном из только что открывшихся новомодных бутиков, торгующих «брендовой одеждой».

Но меньше чем за неделю до их отъезда Веру Сергеевну увезли на «скорой» в больницу: инфаркт. Пока она была в реанимации, попасть к ней могла только дочь, которая работала в той же больнице. Когда же бабушку перевели в общую палату, к уходу за ней подключилась Саша. Поездку пришлось отложить – неведомо на какой срок.

Сидя рядом с кроватью на жёстком больничном стуле, Саша чувствовала себя очень несчастной – и ненавидела за это саму себя. Ей, конечно же, было очень жаль бабушку, и она страшно переживала за неё, но ещё больше было жаль себя. Что теперь будет с её экзаменами? И как же их со Славиком планы и мечты? Ведь он поступит, она была уверена, что поступит – такой умный, целеустремлённый. Её Славик! И одна половина Сашиной души страстно желала ему успеха. Другая же, в тайне от неё, надеялась на неуспех ради возвращения любимого. Потому что было ясно, что бабушку оставлять одну нельзя. Во всяком случае, ещё какое-то время.

Она почувствовала мягкую бабушкину руку на своей – та, видимо, проснулась уже какое-то время назад и наблюдала за внучкой. Саша очнулась от своих тягостных дум.

– Ба, что-нибудь надо? Ты как?

Вера Сергеевна вздохнула и помотала головой.

– Нет, милая. Со мной всё в порядке, я очухалась. – Она грустно улыбнулась и погладила Сашину холодную руку. – А вот с тобой беда!

– Да прям! – поспешила возразить Саша, но вышло это не слишком убедительно.

Вера Сергеевна похлопала её по руке.

– Не надо, девочка, я же вижу, как тебе тяжело. Сама не ждала от себя такой подлости, это перед твоими-то экзаменами!

– Ба, ну перестань, ты же не нарочно!

– Не нарочно! – передразнила та. – Как будто тебе или матери от этого легче!

Саша не знала, что на это возразить. Её мысль металась в поисках ответа, который был бы и утешительным, и достаточно убедительным, но ничего подходящего не приходило в голову.

Замолчали, думая каждая о своём. Саша думала о том, что, после ухода отца, бабушка была единственным человеком, на чьё понимание она всегда могла рассчитывать. Неизвестно, чем стала бы её жизнь с матерью, если бы не было бабушки. Точнее, известно чем: нескончаемой чередой придирок и попрёков. И – глухого, безнадёжного непонимания! Саша ни за что бы не произнесла этого вслух, но со временем она начала понимать, почему отец их оставил: Елена Степановна была законченным эгоцентриком.

Вера Сергеевна в это самое время думала о том, что лучше бы уж Господь прибрал её во время приступа, чем лежать теперь колодой на пути своей любимой Сашки. Достаточно она была ей заступницей, девочка выросла и, кажется, теперь может сама постоять за себя, а если нет, то пора ей этому научиться. Надо только, чтобы она уехала от матери. «Поговорю с Леной!» – решила она для себя.

Но разговор не задался. Позвонив в Питер, Елена Степановна с трудом выторговала себе ещё неделю, после чего ей либо следовало немедленно приступить к стажировке, либо это место отойдёт другому человеку – желающих было много. Поэтому, когда мать заговорила с ней о Саше, она ответила, что об этом не может быть и речи: Сашка останется в Раздольном с бабушкой – подумаешь, потеряет год! Ерунда в её возрасте, поступит в следующем, как раз получше подготовится. А для неё, Елены Степановны, это, возможно, последний и единственный шанс.

– И мама, не надо из-за этого так переживать! Не хватало ещё тебе второго инфаркта. Сашка не глупая, она всё поймёт!

Саша, конечно, поняла. Разве могло быть иначе? Мать сообщила ей о своём решении тем же вечером. Возразить на её аргументы было нечего: Саша действительно начала готовиться к экзаменам в институт культуры только в мае, к тому же она не была ни медалисткой, ни даже просто отличницей, и шансы, что она поступит с первой попытки, были, честно говоря, фифти-фифти. Но Славик! Что ж, он уедет без неё.

Она проплакала всю ночь, и наутро у неё так болела голова, что даже Елена Степановна, совесть которой всё-таки была не вполне спокойна, оставила её дома, сказав, что за бабушкой присмотрит сама.

Славик уезжал на другой день. Они встретились вечером в парке, на своём месте, и долго стояли обнявшись, не произнося ни слова. Потом он проводил её до больницы и медленно побрёл домой, то и дело оглядываясь, пока не исчез за поворотом. Саша опустилась на больничное крыльцо и разрыдалась.

Там её и обнаружила мать, которую Саша должна была сменить у бабушкиной постели. Елена Степановна провела день между своим отделением и заботами о матери, теперь чувствовала себя совершенно выжатой и начала выходить из себя: дочь опаздывала уже почти на час.

– Ну, будет тебе, Леночка, – пыталась увещевать её Вера Сергеевна, – Она с мальчиком прощается, это всё же её первая любовь. Ты ступай, а она придёт! Мне ничего не нужно, и сидеть тут сиднем необязательно…

Саша не слышала, как мать вышла из дверей служебного входа, куда пускали только тех, кто ухаживал за лежачими больными. Она рыдала так горько, что Елена Степановна, несмотря на всё её раздражение и усталость, ощутила укол сочувствия. Она спустилась на несколько ступенек и, сев рядом с дочерью, обняла её за плечи. Саша вздрогнула и затихла. Мать вздохнула и протянула ей платок.

– Не надо так убиваться, Сашка. Я понимаю, тебе сейчас непросто. Но, поверь мне, даже самые лучшие из них не стоят наших слёз.

«Стόят! Стоят! Стоят!» – хотелось закричать Саше. Но она, как обычно, смолчала. Между тем эта внезапная скупая ласка оказалась тем стопором, который наконец остановил поток её слёз. Она ожидала от матери всего чего угодно – жёлчных и обидных попрёков, жёсткой отповеди и издевательских замечаний в адрес Славика – и была готова выплеснуть в ей в лицо всю накопившуюся горечь. Но ничего такого не последовало, а материна жалость лишила её последних сил.

Она теперь только всхлипывала и вытирала мокрое лицо.

– Ну, всё, – проговорила мать, – теперь высморкайся и ступай.