Илья Веригин - На узкой грани

– Леопард 9, как вы там оказались? – раздался в динамике спокойный голос, – приказа выступать не было! Сколько Вас там?

– Осталось восемь! Помощь нужна срочно, повторяю – срочно, иначе нас поджарят! Противник совсем рядом!

– Ждите, запросим указаний! Ваше выдвижение было несогласовано.

И вот так четыре часа. Четыре часа они довольно успешно отбивали то вялые, то более агрессивные атаки хорватов и наемников, которые видимо, еще не решили, что делать с попавшим в ловушку отрядом миротворцев. Отступить им не дали, стоило попробовать развернуть БТР, по ним начали опять стрелять из гранатометов. На все взывания лейтенанта по рации, база или отвечала «ждать», или просто отмалчивалась. Стрельба со стороны противника стихла. За время затишья зажатые миротворцы смогли укрепить временные позиции и перевести дух. Из них двое были легко ранены. Позицию пока оборудовали возле БТРа. В полной тишине прошло примерно полчаса. Неожиданно на связь с лейтенантом вышла небольшая группа французских миротворцев, которые оказались в похожей ситуации всего в километре от них. Они тоже были прижаты огнем наемников, только их положение было хуже, весь транспорт был уничтожен. После коротких переговоров десяток оставшихся в живых французов решили подойти к их позициям. Через пять минут начался плотный автоматный обстрел, похоже, что боевики окончательно пристреляли их позиции. Ситуация осложнилась тем, что в БТРе закончился боекомплект. Когда боевики это поняли, они усилили натиск, явно собираясь захватить их позицию. Надежда затеплилась с подходом французов. Перестрелка началась в стороне, хорватам пришлось оттянуть на них силы. К этому моменту у канадцев в строю оставалось четверо. Погибло еще трое, и тяжело ранило лейтенанта, он без сознания лежал возле БТРа. Патроны начали заканчиваться. До канадцев дошло всего два француза. Оба еле стояли на ногах, оба были ранены. На удивление, хорваты перестали обстреливать позицию.

С момента начала погони и боя прошло девять часов. Помощи так и не было. В кратковременных перестрелках их осталось двое. Он и раненый лейтенант. Последний пришел в сознание, приказал ему собрать у погибших оставшиеся магазины, пока опять затишье. Парень это сделал.

– Часть бери себе, часть оставь мне. Сбрось голубую каску, в ней ты более заметен…. – лейтенант начал хрипеть, отдышавшись, продолжил, – уходи в лес. Пробирайся на базу.

– Но…. – парень нерешительно начал возражать.

– Это приказ. Уходи. Есть шанс. Прямо отсюда и в лес. Я их задержу сколько смогу, – лейтенант передернул затвор, с трудом перевернулся на живот и подполз к колесу БТРа, оставив за собой кровавый след. – Направление помнишь? Уходи! Сволочи, бросили… – лейтенант закашлялся, выплюнул кровавый сгусток, – бросили нас тут, чтобы мы молчали.

Он выпустил длинную очередь в сторону позиций боевиков, которые в этот момент уже подбирались к ним короткими перебежками. Этим лейтенант выгадал несколько ценных секунд для парня. Тот больше не раздумывал и бросился бежать к лесу. И было самое время, поскольку через эти пару секунд раздался взрыв, на том самом месте, где он только что находился. Волной его бросило вперед, он машинально ушел в кувырок, встал и продолжил бежать, хотя его шатало, а в ушах противно звенело. Но безумный страх заставлял его нестись вперед.

Тогда это и случилось. До сегодняшнего дня, за все четыре месяца пребывания здесь, фактически в районе боевых действий, он ни разу не стрелял. Даже когда они вели ожесточенный бой, будучи зажатыми, он вел огонь в ту же сторону, что и все бойцы. А тут… Возле самой спасительной кромки леса из кустарника выскочил боевик. Он что-то кричал, а затем вскинул автомат. Парень зашелся в крике и нажал на спуск. Автомат выплюнул смертоносный свинец, боевика отбросило назад, кровавым кубарем он улетел в кусты. Не останавливаясь, парень проскочил в кустарник и дальше в лес, отплевываясь на ходу от подступившей к горлу тошнотворной желчи. Он постарался отогнать от себя картину, как падает со вспоротой грудью тот боевик на опушке леса. Ему надо было срочно уходить.

Преследователи были где-то рядом, сами выстрелы он слышал плохо, но вот свист пуль вокруг был очень хорошо различим. А еще противное чавканье, с каким они врезались в стволы деревьев. Сама погоня вроде как и отстала, но до темноты он бежал, не останавливаясь. Так закончился для него первый серьезный бой.

*****

Будильник противно и пронзительно запищал. Я машинально хлопнул по нему рукой, при этом прекрасно зная, что он через пять минут опять начнет так же противно вопить, а его звук будет бить мне по нервам, как раскаленное лезвие. Его не выключить, пока не встанешь и не повернешь рычаг на обратной стороне. Боже, как же мне неохота вставать. Две минуты, две бесценных минуты я еще валяюсь в постели. Однако само осознание того, что будильник опять начнет свою песню, и мне надо будет преодолевать себя, выдираться из ласковых объятий постели, было смерти подобно. Уж лучше встать сейчас. С великим трудом разлепив веки, я поднялся. Начинался очередной день, интересно, что он мне готовит. «Что день грядущий мне готовит?», так, кажется, сказал классик русской литературы Пушкин. Я увлекаюсь мировой литературой, в отличие от многих моих сокурсников, которые кроме канадской и американской литературы, не читают ничего. Если вообще, что-то читают. Мне было непонятно, как с таким узким кругозором, они ухитрялись пройти отборочные тесты в университет. Хотя чему я удивляюсь, ведь образование и так платное. Так что если хочешь учиться – плати. Для тех, кто оплачивал свое образование, без банковского кредита, вступительные экзамены оказывались простой формальностью. Мне, одному из немногих счастливцев, удалось получить более-менее льготные условия поступления, образования и проживания, за которые борьба началась еще в Старшей школе.

Учусь я в Университете Макгилла в Монреале, на фармацевтическом факультете. По окончании Старшей школы, у меня стоял выбор – филологический факультет, медицина или армия. Армию я оставил на самый пиковый случай, если мне совсем никуда не удастся устроиться. Медицинский факультет – очень высокая стоимость обучения, потом очень долго отдавать кредит, льготных условий там не было, даже для таких абитуриентов как я. Свой выбор я остановил на фармацевтике. Это почти медицина, после окончания достаточно много перспектив, ну а если не совсем повезет, то можно и просто в аптеку устроиться. Но основная немаловажная причина – там были льготные места. А мне после приюта обязательно надо было поступить в университет, чтобы не оказаться на улице.

Приют. Я – сирота, и своих родителей не знаю. Когда я задал свой первый вопрос про моих родителей, воспитатель мне рассказала, что моя мать умерла при родах, а отец, спустя всего два года погиб на стройке, где работал. Б о льшего я о них не знал. Других родственников у меня не было.