Николай Дегтярёв - Быть Человеком

– По местам! – то ли шутя, то ли серьёзно крикнул Антон. – За работу!

В пять часов вечера, как только кладку вывели до нужного уровня, прилетел «кукурузник». Ребята весело побежали к самолёту. Открылась дверь, первым спустился на землю Семён:

– Почётный караул, по местам! Встречайте командира.

Лётчик с трудом держался на ногах, но был весел и доброжелателен:

– Ребята, вы молодцы, а какой у вас прекрасный начальник – лётчик-истребитель, прошу не забывать.

В дверях самолёта появился Никлоша, он тоже широко улыбнулся и произнёс странную фразу:

– Дайте мне воды и сахару туды.

Петя быстро побежал к алюминиевой фляге, стоящей в тени орешника, черпанул кружку ещё не остывшей за день воды и мигом вернулся к самолёту. Никлоша без остановки выпил полкружки, остальная вода сбежала по подбородку на выпирающееся под рубашкой пузо:

– Дайте мне воды и сахару туды, – с трудом ворочая языком, снова произнёс Никлоша и упал в траву. Повернулся на спину, улыбнулся, увидев над собой небо, и захрапел.

– Пойду и я спать, – прошептал лётчик и полез в самолёт.

Через минуту из открытых дверей донеслось:

Ребята немного постояли и пошли на объект.

К концу лета печь была сдана в постоянную эксплуатацию, небывалый урожай пшеницы был спасён. Зерно вовремя просушили и сдали на элеватор, засыпали в колхозные закрома. Колхозники остались довольны хорошими трудоднями [9] Мера оценки и форма учёта количества и качества труда в колхозах в период с 1930 по 1966 год. .

Заработанные 150 рублей Степан отдал матери. Юра купил баян за 136 рублей, остальные «работяги» потратили свои кровные на одежду и другие бытовые мелочи. Все остались довольны проведёнными каникулами.

В десятый класс Стёпа не пошёл, документы из Иманской мореходки – 559-й школы рядового плавсостава ВМС – тоже вернулись. На душе появилось ощущение какой-то пустоты и неудовлетворённости. До Стёпы наконец-то стало доходить, что он уже не ученик, что детство прошло, а радости почему-то никакой нет. Зарабатывать деньги – это та конечная цель всей учёбы в школе? Нет, что-то не так.

Степан шёл куда-то в сторону речки, не думая ни о чём и не зная, куда и зачем бредёт. Ноги привели на берег протоки, туда, где он научился плавать. Не раздеваясь, он лёг на песок. Стало грустно-грустно: « Это же конец – конец детства, переход в другое измерение, это уже никогда не вернётся». Он лежал на спине, не замечая слёз, бегущих из широко открытых, таких же голубых, как небо, глаз. Вдруг он почувствовал себя легко-легко и, слегка поднатужившись, поднялся над землёй. Выше, ещё выше – и перед ним открылся вид на речку, прибрежные луга, тальник. Мама идёт по тропинке с полным подойником молока. Но она не видит сына, а спуститься ниже никак не получается. Стёпа собрал все силы и крикнул: «Мама!» – и проснулся.

– Ты чего орёшь? – прокричал с приближающейся лодки дед Гамай.

– Это я во сне, – буркнул Стёпа, отряхнул песок и пошёл домой.

Стёпа, робко постучав, зашёл в кабинет начальника отдела кадров Белогорского вагонного депо.

– Здравствуйте!

– Здорово, коли не шутишь, – приподняв очки над глазами, произнёс пожилой мужчина, чинно восседающий во главе письменного стола с большой двойной чернильницей и стопкой папок.

– Не до шуток, пришёл на работу устраиваться.

– Какое училище закончил? Шимановское?

– Нет, я только школу закончил, и то не до конца, – протягивая паспорт, неуверенно произнёс Стёпа.

– А где трудовая книжка?

– Пока ещё нет.

– В вечернюю школу записался?

– Да.

– Ну и по какой специальности хочешь работать?

– Мне сказали, что вы посылаете бригаду на лесозаготовку.

– Набираем… Я вижу: ты парень крепкий – подойдёшь, – рассматривая паспорт, как-то задумчиво произнёс кадровик.

У Степана сразу спало внутреннее напряжение, и он расслабленно откинулся на стуле.

– Постой, так тебе ещё нет восемнадцати – в командировку нельзя несовершеннолетним!

– Так мне во время командировки – двадцать пятого января – стукнет восемнадцать, вернусь совершеннолетним.

– Почему «стукнет»? Может, исполнится?

– Не знаю, так говорят почему-то.

– Вот мне недавно стукнуло пятьдесят… А в твоём возрасте ещё не стукает, а только приглашает шагать по жизни. А стучат, это значит, предупреждают – задумайся…

– « Век живи, век учись, попивая чаёк с маргарином, – так пройдёт твоя жизнь, и умрёшь ты дубина дубиной» , – так, кажется, поёт Марк Бернес?

– Ты не расслабляйся, а то распелся, понимаешь. Сейчас я тебе выпишу временный пропуск, пойдёшь в стройцех, найдёшь мастера Ахунова Нахума Нисановича, скажешь, что я послал на собеседование.

– А он не пошлёт?

– Пошлёт, если назовёшь его по имени-отчеству.

– Не понял?!

– По-русски неблагозвучно звучит, поэтому зови его, как все, – Наум Иванович.

– Понял. А вы лес заготавливаете только зимой?

– Да, из-за комаров.

– Их так много?

– Мы в позапрошлом году посылали бригаду, они там поддали хорошо и, отмахиваясь от комаров во время работы, пилами да топорами повырубили весь молодняк. Пришлось лесхозу штраф платить.

– До свиданья.

До Степана только во дворе дошло, что его разыграли. Мастер, небольшого роста толстый мужик лет сорока, оказался вполне коммуникабельным и даже добродушным:

– Пиши заявление, я сам в кадры отнесу.

– На чьё имя писать?

– Садись. Вон тетрадь, вырви двойной лист, а я продиктую.

Степан вырвал из середины тетради лист бумаги, обмакнул перо в большую стеклянную чернильницу и замер в ожидании.

Мастер начал спокойно диктовать:

– Начальнику вагонного депо стации Белогорск товарищу…

Через три дня, ночью, бригада лесозаготовителей прибыла на станцию Ушумун, заставленную вагонами, гружеными лесом, и заваленную огромными штабелями кругляка. А после обеда, преодолев испытания лесной дорогой, расположились в зимовье, выложенном из тонкого нетёсаного кругляка, врытом в сопку. Передняя стенка с окном и дверью сооружена из необрезных досок [10] Необрезная доска – та, которая получается в результате продольной распилки бревна. Главное отличие необрезной доски от обрезной в том, что на кромках сохраняется обзол. , наполнена опилками. Слева от входа – общие нары, покрытые ватными матрасами и суконными солдатскими одеялами. Напротив дверей стояла кирпичная, но не оштукатуренная печка. Справа – стол, предназначенный для приготовления и приёма пищи.