Антон Горохов - Женщина, пробудившая всё

Дойдя до квартиры, мужчина остановился и сглотнул отчаяние. Что-то в его движениях дало слабину, начался отток крови от грудного царства. Отвлекшись, он вдруг понял, что повел себя не в ту сторону. Помощь помощью, но зачем он флиртовал с этой одинокой, явно одинокой женщиной? Зачем он предложил ей своим запахом секс? Разве имел он право раздевать ее музыкой своего обаяния? Что последует потом? Разве наслаждение по своей сути безответственно? Разве безответственен он сам? Повернувшись, он сдержанно улыбнулся, как бы говоря, что его путь окончен и ничего не получится. Женщина ощущала внутри себя двойную энергию, двойное зло, двойное страдание, двойное желание. Ей было плевать на то, что он собирался вымолвить. Взяв его крепко за член, она с наслаждением его сжала, перекатывая в руках мужские яички. Мужчина загорелся. Но его огонь был внутренним, словно зарождающийся пожар в стенах первобытного монастыря, утопающего в лесной чаще. В монастыре зрел заговор. Взвив своими руками к ее груди, он разорвал на ней розовую блузку. На пол упали пуговицы, часть из которых покатилась по ступеням лестницы вниз. Она бросилась своими губами на его губы и до крови прокусила нежную мякоть, снаружи окаймленную ворсом жирной, ночной щетины. Извиваясь, двое полураздетых людей в страсти занимались любовью возле двери. Необъяснимая вспышка желания покорила их для обоюдного наслаждения. Они оба стояли, они оба стонали, им было хорошо. Его твердая плоть сотрясала землю ее естества. Подземные толчки. Вулканы доисторических эпох пришли и упали в воздух младенцы. Но пожалуй, действительно, лучше не допускать подобной оплошности. Женщина поблагодарила мужчину за то, что помог донести ей сумки до двери и распрощалась с ним. Открыв дверь своей квартиры, она шагнула в знакомое пространство одинокой стужи и летающего пыльного пепла ее подавленного настроения. Хорошо, что между ними ничего не было. Самообладание – это кривотолк запрета своему телу жить.

Женщина положила тяжелые пакеты на пол, сняля с себя кожу, мясо, и пошла в одном скелете в ванну черного цвета. В ванне горели лампады, стоял священник в морском капюшоне, читая нараспев программу телепередач и держа в вытянутой руке висящего головой вниз кричащего младенца. Младенец кричал так сильно от того, что хотел своим криком достигнуть дна черной ванны, в которой его хотели покрестить в реальность. Младенца звали криком и криком он правил в совершенстве, понимая, что это совершенное психологическое оружие, радиус поражения которого равен семи окружностям планеты. Черная ванна вытянулась и заглотила в себя священника, младенца и шагнувшую в нее женщину, уменьшившуюся до размеров девочки, которая прячется в стенах пластмассового демона куклы "Барби". Девочка стала куклой, не осознавая, что нереальность становится реальностью только если позволить ей дружить с возможностью. Без возможности не существует мостов, прощения и удачной беременности. Черная кошка так и вилась вокруг ног уставшей женщины, собиравшейся в ванну. Она наклонилась, чтобы погладить животное и ее грудь повисла вместе с крестиком, который напомнил ей про секс с бывшим священником на берегу моря 12 лет назад. Море гремело по телевизору, шел фильм, а она смело орудовала вибратором на глазах у мужчины, который отпускал ей грехи, освящая ее клейкой водой молочного запаха и мраморного цвета. Его указательный перст был твердо обхвачен ее праведными губами, скользящими вдоль гладко выбритого шоссе на восток. Приятная и ровная езда. Уверенность в завтрашнем дне. Кошка выгибала позвоночник и напрягала пружинистый хвост, как бы пытаясь оторваться от земли и прилипнуть к ласковой ладони своей голой хозяйки. Надо принять ванну и ни о чем не думать. Уж больно много струйных оргазмов ее притихшего воображения. Привести себя в форму и норму. Норма порождает форму, а форма подчиняет норму. Все как у всех, т.е. в браке. Кем идти работать? Что читать? Кого умолять? Кто повиснет на колоколах ее молитв? Кем станет ее дочь? На ней слишком много всего лежит, словно ее скелет обмотан пеленами всех фараонов Древнего Египта. Размотать и останется маленькая куколка, годная для детских приключений наедине с собой.

Она отнесла тяжелые сумки на кухню и положила продукты в холодильник. Она сварила себе кофе. Она решила закурить, но курить ей было запрещено. Она решила много пить, но пить ей было нельзя. Что-то внутри нее противилось стремлению раскалывать свою действительность на множество никчемных осколков, из которых ни один мужчина на земле никогда не сможет собрать и склеить ее сердце воедино. Женщина ввязалась в эту кухонную беседу с самой собой из праздного любопытства найти новые поводы прочувствовать обыденность иначе. Но нет, разум толковал происходящее с ничтожно унылым постоянством – надо найти работу, найти себе хорошего мужчину, родить ребенка и жить эту жизнь в пробивающем радость покое. Внезапно на кухню зашли рыцыри, много рыцарей, из забрала которых хлынуло месиво средневековых нечистот, кишащих доисторическими чудищами, невиданными рептилиями и ядовитыми медузами. Женщина выплюнула сигарету и затушила поцелуй двоих паломников. Малина мечтала о клубнике, а клубника соперничала с клубнями картофеля. Рты миллионов женщин глотали колбасу и сосиски, но в мыслях была малина и клубника, которую высаживают на дворе монастыря двое паломников. Клубничный пирог с картофелем и малиновой эспумой – вот чего ей хочется на самом деле. Или это желание девочки? Саргон стал Моисеем, а Геракл Иисусом. Курица или яйцо. Нимрод или Навуходоносор. Морской еж медленно ползет по дну, но он невероятно вкусный, если расстанется с жизнью. История так неоднозначна, а на кухне все предельно ясно – есть ингридиенты, способ приготовления и мастерство. Стаи альбатросов словно платье крыльев колыхает северный воздух на краю мира. Девочка простерта на резиновых руках акушерки, извлекшей ее из сердцевины смерти. Новый человек переворачивает небо вниз, чтобы по склонам намокающих облаков потекла соленая боль моего несчастья, которое сбегает в нору как крыса, желающая создать тихое потомство, неисчерпанное мегаломанией жадных владык, расставляющих мышеловки на каждому шагу. Мусор и грязь. Слова, начиненные мнением, собраны в ряды гуляющих по письму предложений. Я напишу ему письмо и скажу все, что о нем думаю. Нет, так не пойдет. Он крыса. Он сбежал. Трусливое животное. Мир мужчин. Их члены повсюду – дверные ручки, пистолеты, огурцы, сигареты, красные карандаши, телефонные трубки, вилки, ложки, ключи, колбаса, сосиски, шлагбаумы, трубы, поршни, светофоры, башни. Ненависть. Зависть. Злоба. Я хочу секса здесь и сейчас. Я хотела секса еще на улице. Я хочу съесть что-то необычное. Я хочу впечатлиться хоть чем-то, хоть кем-то. Победить тоску, победить серость трусливых крыс. Почему тот мужчина не захотел вонзить в меня свой меч прямо возле моей двери? Он рыцарь или дерьмо?