Александр Миронов - Республика Татарково – 2. Туманная зыбь

Генка сварщиком был от Бога – так про таких специалистов говорят. Даже лёжа мог варить, не вменяемым. Его только наведи на цель и держак и щиток дай в руки, а там уж не мешай и подставляй детали. Да придерживай, чтобы его лёжа не качало. Потом даже трезвый удивлялся: и как это так получилось? Не верил сам в свои способности. Руки золотые, вот и весь секрет. Нет, разумеется, были проколы. Иногда, через день-другой, лопался крепеж в местах сварки на ленточном транспортёре, или на опоре какой, так это не в счёт. Если бы всё делалось за один раз, тогда бы и работы не было, безработица сплошная была бы. А так – один день делаешь, другой переделываешь, третий заново начинаешь. Без этого нельзя. Занимать людей на работе чем-то надо.

Всё было в их отношениях чин-чинариком. Приступая утром к работе, уже «шарики» в мозгах гоняли по кругу – где бы да на чём бы подкалымить, – и к обеду, а то и раньше, смотря по обстоятельствам, уже накатывали. И так в настроенном режиме всё протекало года три подряд. Главное, чтобы работа двигалась, механик или начальник цеха не стояли над душой. Чтобы их (начальников) Татарков не огребал, а они их, слесарей. То есть по восходящей и по нисходящей.

Время от времени слесаря дружной компанией, человека четыре-пять, когда во время рабочего дня, а когда, оставаясь после работы, делали какую-нибудь шабашку. Кому-то из местного населения, из того же Татаркова или из Белей, из Рудни, и даже Полотняного Завода или Льва Толстого, нужны: то ворота на гараж или на сарай, то оградка на могилку, то памятник металлический. Кому-то заказ выполняли из того металла, что привозили сами заказчики, а кому и из своего, из сэкономленного на производстве. Чаще из последнего. Но, так или иначе, простоя почти не бывало. Выполняли заказ и тут же получали расчёт наличкой. Вот почему именно этим работам и отдавалось предпочтение, именно они и вызывали азарт, энтузиазм. Поэтому по цеху работы делались наскоро, как-нибудь и – переключались на побочную. Если какие-то недоделки оставались на производстве, то это сменным: слесарю, машинисту помольного оборудования. Зачем людей обижать? – пусть вливаются в процесс, поклепают, гаечки покрутят.

И везде был Генка. Без Генахи просто никуда, – и на труд, и на праздник. К тому же через него почти все заказы и поступали. И потерять такого товарища…

Вот, как и в тот день полгода назад. Сварили ворота на гараж. Мужики приехали, забрали заказ. «Отслюнявили» калым, и они – вперёд, в ближайший магазин.

Собрались гонца послать, и Генка выдал:

– Парни, я не в счёт. Я в завязке.

– Это как прикажите вас понимать? – спросил Сашка Казачков, тезка Угарова.

А сам Угаров дернул губами и с кислой усмешкой уставился на кореша.

Гена пояснил:

– Всё, братцы, не пью. Завязал.

– Как ребёнок, до первого поноса? – не унимался Казачков.

Саша Угаров, как старший по возрасту и как самый авторитетный, отмахнулся на чудачество товарища.

– Это пока запах не почуял. Едь Сашка. Возьми пару штук «коленвалов», закусить пару луковиц, ну и сигарет, – распорядился Угаров, игнорируя протест Клочекова.

Сашка взял со слесарного верстака сумку от противогаза и направился к велосипедам, стоявшим у ворот внутри слесарки.

– Казак! – окликнул Гена. – Я не шучу. На меня не бери. Давай сюда часть моего калыма.

Казак развернулся и в недоумении направился обратно к столу, за которым сидели коллеги: Угаров, сам Клочеков, электрик Волковичев и сменный слесарь Чернов. Все они с интересом смотрели на Генку.

Клочеков не курил. Завязал с этим вредным занятием года три назад. Спасибо тёще. Тёща, как он сказывал, была ох и хитрющая, не приведи Бог, – земля ей пухом. К чему только не прибегала, чтобы отучить зятя от вредных привычек. От курева, от выпивки. И с куревом добилась успеха. Как потом жена Валя рассказала, после смерти матери, та во всё съестное подсыпала ему табачок. В чай, в смеси с заваркой. Даже в котлеты или в рыбу жаренную, чтобы со временем выработать у него отвращение к табаку. И, похоже, добилась своего. В квартире стало свежее, без табачной вони. И сейчас Генка, хоть и сидел в клубах табачного дыма, но сам не курил. Иногда отмахивался от дыма, а то и пересаживался на менее загазованное место. Не курил, и друзей не одёргивал. Знал – бесполезно.

Угаров курил нещадно, и всё, что попадало, от махорки до сигарет разных марок и сортов, а также и папиросы. Оттого, видимо, и кашлял, едва не выворачивая себя наизнанку. Сейчас глядел на Клочекова сквозь дым, подкашливал, пытаясь понять, что произошло с его корешком.

Когда человек бросает курить, на этом можно не заострять внимание, пошутить, даже посмеяться можно. Но он всё равно остается в строю. А когда бросает пить – это уже серьёзно. Тут уже стоит насторожиться. Распадается коллектив, дружба – спитая, спетая, на алкоголе спаянная. И это влечёт за собой немало неудобств. Угаров не раз переживал подобную ситуацию с другими приятелями и потому так пристально присматривался к Генке. И, кажется, понял, в чём дело.

– Генка, тебя, видно, Валька перепоила? Тёща табаком по куреву ударила, а Валька что? На водке или на самогонке борщи варит?

Генка дернул в кривой ухмылке губами и покачал перед собой ладонью, разгоняя сизый дым товарища.

– Если бы…

– А что, или кто тогда?

Генка опять усмехнулся.

– Тёща опять.

Все уставили на него удивлённые глаза.

– Так она, как уже год, дуба дала.

– Дуба-то дала, да меня в покое не оставляет.

– Ну-ка, ну-ка, как это? Расскажи. Что она опять такое придумала? – с насмешкой спросил Казачков и присел к столу. Он во все оккультные и потусторонние силы, как, впрочем, и в религию всех направлений не верил. И потому был скептик по натуре. Как и его тёзка. Но в глюки верил. Это неотъемлемая часть винного угара, и занимательная.

Генка в свою очередь спросил:

– Помните, как в прошлый четверг нажрались?

Казак хохотнул:

– Не помню.

– Хм, – Генка тоже усмехнулся. – Вот и я не помню. Не знаю, кто как, а я дома не ночевал.

– Фьюить! – присвистнул Волковичев. – А где ж ты был?

– У тёщи был, на блинах.

Теперь уже присвистнул Чернов и покрутил пальцем у виска, дескать, действительно дошёл парень до весёлой жизни.

Гену этот жест несколько уязвил, и он проговорил:

– Ты, Мишка, сам до этого самого дожил. Ага. Но того, что я пережил, хватит. Больше не хочу.

Угаров, подкашливая, махнул рукой Чернову, мол, не привязывайся к человеку. Пусть мелет.

Волковичев сказал, чтобы не прервать ход мысли в разговоре:

– Давай, давай, Генаха, трави дальше. – Он даже придвинулся ближе, навалясь на стол.

Волковичев был самым старым из всей компании, лет на пятнадцать старше Угарова, и все истории, связанные с мистикой, с загробным миром и пр., если не верил, то принимал близко к сердцу. И с заинтересованностью приготовился слушать товарища.