Александр Бронников - Путь скорби (Via Dolorosa)

– Гришка, – закричал дед, – хватай швартовы, подойдём к барже, метнёшься на борт и закрепишь. Будем растаскивать вон ту коробку. Зажатую спасать.

Дед потыкал пальцем в сторону оторвавшейся баржи.

– А ты, шелупонь, – капитан яростно сверкнул глазами на внучку, – брысь на камбуз, чтоб я тебя не видел!

Марфушка схватилась за ручку двери рубки, словно её уже сейчас схватят и потащат вон. Ей было отчаянно страшно, но она так же отчаянно не хотела никуда уходить, ей казалось, что именно сейчас она может быть полезна, сейчас она сможет помочь, совершить такое, от чего её отец будет бесконечно горд за свою дочь.

– Нет, деда, – пропищала Марфуша, продолжая яростно сжимать дверную ручку, – не у-й-й-й-ду! Я помогу!

Дед Григорий выругался и крикнул в переговорную трубу:

– Самый полный!

Потом повернул голову, посмотрел на прижавшуюся к двери внучку и покачал головой.

«Заяц» заметно ускорился, огибая медленно отходящую от берега баржу. Гришка уже стоял на баке, схватившись за леер, готовый быстро прыгнуть на приближающееся судно. В это мгновение над ними пронёсся немецкий самолёт, а ещё через несколько секунд отделившаяся от фюзеляжа бомба нырнула точно под правый борт «Сильного». Какие-то доли секунды ничего не происходило и вдруг, словно чья-то титаническая рука вздыбила речную воду чёрной с ярко-красными отблесками стеной, приподняла корабль, сдавила его в своих чудовищных пальцах и, разломав, раскрошив, бросила обратно в воду.

Волной от близкого взрыва «Зайца» подбросило, дед Григорий ударился о штурвал, но на ногах устоял и удержал управление. Марфуша упала на колени, продолжая держаться за дверь рубки. Дед посмотрел на палубу и похолодел, Гришки не было, только мгновение назад он стоял со швартовым в руке, а сейчас только пустая палуба. Григорий быстро кинул взгляд в сторону, куда ушла шлюпка, и удовлетворённо заметил, что шлюпка цела и уже заходит в самую гущу камышей на мелководье. Выровняв курс, старый капитан посмотрел налево и ему стало дурно. По левому борту больше не было буксира, только сплошной ковёр из щепок, обломков, безвольно качающихся на волнах человеческих тел, и скользящая по чёрно-красной поверхности реки тень немецкого самолёта.

Марфуша быстро распахнула дверь рубки и, перепрыгнув через фальшборт, бросилась в воду.

– Стой! Куда? – Закричал дед, едва не выпустив из рук штурвал. В это же время он заметил, что посреди пузырящейся воды, поглощающей последние крупные останки корабля, между трупов и обломков, держится на плаву большая плоская доска. Скорее всего это была часть крыши капитанской рубки, и на этой крыше, вцепившись в скользкую, вымазанную то ли кровью, то ли нефтью поверхность сидит маленькая девочка не больше трёх лет. Крупица жизни в безраздельном владении смерти, именно её увидела Марфуша и, даже не успев задуматься о смертельной опасности, которая грозила ей самой, бросилась в воду. Старик накинул на штурвал верёвочную петлю, чтобы пароход не сбился с курса, выскочив на палубу, сорвал с дежурного места спасательный круг, и что есть силы швырнул его в сторону быстро плывущей Марфуши.

Вернувшись к штурвалу, капитан начал разворачивать корабль, чтобы вплотную подойти к барже, когда на палубу выбрался Гришка. Он был весь мокрый, и его заметно потряхивало. Когда «Заяц» подпрыгнул на волне, Гришку перекинуло через борт, но, на его счастье, он не отпустил швартовы. В другом случае, его вполне могло бы затянуть под винты. Лихорадочно перебирая руками, парень выбрал канат и по нему поднялся на палубу.

Увидев Гришку живого и здорового, дед с облегчением вздохнул, но, тут же прокричав в переговорную трубу: «Полный назад!» и ещё круче заложив поворот, высунулся из рубки и заорал:

– Гришка, держись за кнехт, сейчас тряханёт. Готовсь прыгать.

Парень ошалело закивал головой и, не поднимаясь, обхватил руками кнехт. Пароходик ощутимо тряхнуло, раздался скрежет гнущихся ограждений, и Гришка, вскочив, ловко перескочил на борт баржи. Закрепив положенным образом швартовый, Гришка замахал руками, и капитан, отдав команду: «Полный вперёд!», стал выводить баржу подальше от берега.

Немецкие самолёты снова развернулись, и теперь один из них нацелился прямо на баржу, оттаскиваемую «Зайцем». Увидев надвигающуюся опасность, Гришка упал под самый фальшборт, скорчился и закрыл голову руками. Дед ещё сильнее довернул натужно взревевшего «Зайца» и тем самым сбил прицел немецкого лётчика, длинная пулемётная очередь только краем зацепила баржу, пробивая мелкие отверстия, но не подожгла, начавшую вытекать нефть. Вырвавшийся из плена благодаря усилиям деда Григория, буксир «Трудовая доблесть», весь закопчённый, но целый устремился к ближайшей от пожарища ещё уцелевшей барже. Буксир был в густом чёрном дыму от горящей нефти, и немцы его пока не видели. Это позволило «Трудовой доблести» быстро сблизиться с баржей, начать оттаскивать её от огня.

Дед Григорий, успевающий следить за буксиром, нервно бил кулаком по штурвалу, приговаривая:

– Быстрее, растак вашу мать! Быстрее! Как бы не рвануло!

И тут из клубов чёрного дыма на «Зайца» вынырнул ещё один немец. Капитан поднял голову и увидел несущуюся на него смерть. Бешено вращающиеся лопасти машины, словно бы замедлили свой ход, чёрные, пустые зрачки крыльевых пулемётов зловеще подмигнули старику и окрасились красным, выплёвывая раскалённый свинец. Насколько позволял ему возраст, дед Григорий со всей возможной скорости бросился из рубки на палубу. Сильно ударившись коленом о дверь, старик вжался в палубу, когда над ним рой свинцовых пчёл в клочья разнёс рубку, изрешетив всё пространство, где только что был капитан. Тяжело поднявшись, старый капитан длинно выругался вслед фашистскому лётчику и, для наглядности показав неприличный жест, бросился обратно в остатки рубки. Штурвал был пробит и расколот в нескольких местах, но продолжал слушаться и исправно передавал рулевые команды пароходу. А вот переговорной трубы больше не было, как и большей части всей рубки.

Капитан опасливо оглянулся на клубы чёрного дыма, ожидая, что вот-вот вынырнет третий немецкий самолёт. Но взглянув на берег, дед Григорий увидел, что третий самолёт больше не участвует в расстреле судов. Третьего фашиста полностью увлекла охота на людей. Когда он первый раз спикировал на бегущих к лесу детей и женщин, некоторые из них настолько были потрясены и скованны ужасом, что остановились или упали на землю. Некоторые дети просто сидели на песке и от ужаса, непонимания происходящего громко плакали, но не делали никаких попыток спастись. Часть женщин, также сильно испугавшихся вначале, упали, пытаясь вжаться в землю, но потом снова вскакивали и бежали, снова падали, некоторые были ранены и ползли, кто к лесу, кто к своим малышам. Эта ситуация явно понравилась немцу, он снова и снова разворачивал свою машину, чтобы выцеливать и расстреливать пулемётным огнём даже самые маленькие фигурки на береговом пространстве.