Евгений Реш - Страницы умерших людей

Я достаю принесенную с собой тетрадь.

«Исповедь».

Так много в себе несет это слово.

Я скручиваю ее в руках, стараясь найти причину, чтобы не открывать ее сейчас.

Возможно, в следующий раз?

К моему счастью, дверь снова открывается, и в ней появляется медсестра.

– Вы хотели пообщаться с доктором? – уточняет она. – Он готов вас принять, пойдемте.

Она исчезает в дверном проеме. Я выхожу следом и вижу, как она скрывается за дверью с табличкой главного врача.

В графе «имя» – прочерк.

Я направляюсь следом за ней.

Тикающие настенные часы с кукушкой описывают секундной стрелкой шестой круг. Доктор сидит, уткнувшись в пожелтевший журнал. Рядом с ним на столе лежит история болезни Джея.

На резном циферблате часов открывается окошко, и выкатывается фигурка пса.

– Откуда у вас эти часы? – спрашиваю я.

Доктор поднимает указательный палец вверх, призывая меня к тишине. Зачем разбрасываться словами, когда можно сказать все жестом.

Пес, выехавший из часов, лает девять раз, после чего укатывается обратно в свою конуру.

Я подхожу к стене и рукой останавливаю маятник часов. Это приводит доктора в чувства. Посмотрев на меня, он говорит, что один меценат сделал пожертвование больнице в виде раритетных вещей.

Я спрашиваю, почему вместо кукушки пес.

Доктор, отложив журнал, придвигает к себе историю болезни и начинает читать.

Не дождавшись ответа, я иду к окну, за которым утренний дождь сменился солнцем. Оно отражается желтым заревом на все еще влажном асфальте. За небольшой площадкой возле больницы начинается густой лес. В кабинете так же душно, как в палате, и я открываю окно.

Доктор отрывает прилипшую к одному из листов жвачку с куском бумаги.

Я глубоко вдыхаю тянущийся снаружи насыщенный влагой и запахом деревьев воздух.

Доктор внимательно рассматривает жвачку, убирая с нее прилипшую грязь.

Из-за окна доносится пение птиц и стук молотка.

Я подхожу к стеллажу с архивными документами.

Доктор пробует жвачку на вкус.

Я просматриваю корешки расставленных папок.

«Пациенты из отделения интенсивной

терапии».

«Пациенты из неврологического отделения».

Я натыкаюсь на папку:

«Смертельно больные пациенты».

Я спрашиваю, не противоречит ли это всем существующим моральным правилам.

– Отойдите, пожалуйста, от документов, – бурчит он себе под нос, жуя жвачку.

Я возвращаюсь в кресло.

Он продолжает листать историю болезни, небрежно черкая в ней ручкой. Из его рта торчит волос с жвачки.

Я поясняю, что у меня осталось не так много времени, а мне бы еще очень хотелось обсудить с ним судьбу моего друга.

Он впервые за все время поднимает на меня взгляд и начинает смеяться так, что жвачка выпадает изо рта.

Хотелось бы узнать твое мнение о человеческой самоотверженности, дорогой читатель.

Что-что? Говоришь, что это явление знакомо тебе не понаслышке?

Говоришь, что ты точно не тот, у кого мало друзей? Уверяешь, что много кто готов пойти на все ради тебя?

А помнишь того безымянного мальчика?

Так вот, его после пребывания у того психа Симеона вернули обратно в детский дом.

И когда его вернули назад, дети, которые, как ты знаешь, могут быть жестокими, считали своим долгом жестоко пошутить над бедолагой, а некоторые и вовсе накидывались с кулаками.

Воспитательницы, кстати, тоже не испытывали большой любви к мальчику за его отстраненность, считая, что это вредность. Они часто наказывали его, но, что хуже – они поощряли издевки со стороны сверстников. Так делали все воспитательницы, кроме Мими.

Приют располагался, наверное, в самой неблагополучной части города, но не от этого он был в списке худших. Таким его делала безответственность, царившая внутри стен. Из-за этого приют был сущим адом для любого нормального человека, и редко кто забирал отсюда детей. После того как люди узнавали, что это за место и как тут воспитывают, они бежали прочь. А если и не узнавали, то ребенок все равно вскоре возвращался назад. Бывали, конечно, и редкие исключения, но о них даже нет смысла упоминать. Таким образом, дети, повзрослев, выходили уже готовыми преступниками, которые благополучно оказывались за решеткой в ближайшие годы, а то и месяцы.

Маленький мальчик, уже подходя к стенам этого заведения, понимал, что дальше не будет ничего хорошего. Впрочем так оно и было, за исключением разве того, что он смог обрести веру в людей благодаря одному случаю. Оказалось, что исключения бывают даже в таком месте, как это.

Однажды, когда воспитатели дали отбой, самые главные хулиганы группы стащили бедного мальчика прямо посередине сна с кровати и, заломив ему руки, начали раздевать. Потом они связали его простынями и посадили посередине комнаты. Когда мальчик попытался закричать, в рот ему засунули чьи-то вонючие носки и обмотали поверх какой-то не менее вонючей тряпкой.

Шум разбудил всех оставшихся детей, и они, увидев такое представление, подняли мальчика на смех. Некоторые начали изображать, что у них в руках видеокамера, другие делали вид, что лают, третьи прикидывались Симеоном, прыгающим из окна. В общем, играли они лучше многих театральных актеров. Продолжалось это до тех пор, пока один из детей, у которого еще оставались зачатки совести, не решил позвать на помощь взрослых. Он был старше и гораздо крупнее остальных, поэтому дети побаивались его. Вслед ему доносились лишь редкие возмущения, которые он игнорировал. Но когда в него прилетела чья-то кружка, а следом за ней еще и несколько ругательных слов, его терпению пришел конец. И вот самый смелый бунтарь лежал с разбитым лицом на полу и плакал. Размазывая кровь вперемежку с соплями, он рисовал на полу свой лучший рисунок.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.