Валентина Ива - Из прошлого в будущее

Революцию пережили незаметно. В период НЭПа на заимке уже появились сеялки, косилки, веялки, а у деда Ивана – даже молотилка с конным приводом. Работы много, только не ленись и всё у тебя будет.

– Мои сыновья отсюда никуда не уедут, работы много, живём хорошо. Хватит и детям, и внукам, – говорил дед Иван.

В конце 20-х началась коллективизация. Казимир женился на Марье. Осип Иванович тоже женился на эстонке Юганне.

Когда началась коллективизация, приехали представители районного руководства, позвали поляков на собрание заимки и объявили, что нужно колхоз назвать «Сталинский путь» и председателем избрать товарища Шилова. Однако поляки назвали колхоз «Огульно праце», и председателем избрали Казимира Свекатуна, т. к. у него были лучшие лошади, коровы и землю он обрабатывал лучше всех. Пары содержал как вороново крыло – чёрным.

Всё это припомнил председатель сельсовета Зыгман. Когда начали раскулачивать зажиточных крестьян, то в первую очередь взялись за Ивана Христофоровича и Казимира Ивановича Свекатунов, и велели им в течение 24 часов покинуть заимку. Жителей предупредили, что если кто даст лошадь, пойдёт вместе с ними. Пусть уходят пешком. Казимир пошёл в село Моторское пешком, к своему рабочему и попросил лошадь с телегой у Котельникова Андрея Павловича. Он жил бедно и имел пять ребятишек. Андрей Павлович лошадь дал и сказал, что если придут его забирать, пусть берут и моих детей. Казимир приехал на заимку на лошади. У деда Ивана забрали всё. В доме его организовали начальную школу, а в доме Казимира поселили учителей этой школы. В доме Иннокентия Свекатуна разместили контору колхоза. Ян и Алесь вместе с Осипом уехали в село Знаменка Минусинского района, которое находилось в 70 км от заимки.

– Вот если бы уехали подальше, – добавил Иван Осипович, – на Дальний Восток, например, может, остались бы живы, или если бы согласились в колхозе работать, тоже, быть может, остались бы жить, – оба брата посмотрели друг на друга. Их старческие неясные, чуточку замутнённые глаза увлажнились.

– Братья устроились работать на спиртзавод Знаменский, – продолжал Казимирович, – а Иннокентий взял в аренду 10 га земли и стал выращивать пшеницу, но год был засушливый, урожай жидкий и суслики съели остатки пшеницы. В Знаменке Ян и Иннокентий купили дом пополам. Когда суслики съели урожай, голодные, видимо, были, Иннокентий поехал на заработки в Минусинск, для того чтобы заплатить налог за землю. У него жили на квартире родственники Золотухины, они заплатили налог, и квартиру сельсовет передал в собственность Золотухиным, то есть второй дом отобрали у Иннокентия. Иннокентий на заработанные деньги купил в одной деревне амбар, перевёз его в Знаменку и стал с семьёй в нем жить с двумя детьми. Осип поколесил по району, но потом вернулся в Знаменку. Нигде не было возможности заработать на жизнь семье. Казимир устроился работать на строительство моста через реку Ус в сторону Тувы. Весной Марья наняла лошадь и с четырьмя детьми поехала к Казимиру на строительство моста. Повидаться хотела.

Осенью Казимир на попутной машине отправил семью в Знаменку жить к Яну, т. к. нужно было детям учиться. Школа в Знаменке была начальная.

Наступил 1937 год. Сталин и Молотов давали разнарядку: сколько можно расстреливать без суда и следствия непокорных людей, и вот НКВД арестовало пятерых из шести Свекатунов. Дядю Костю не арестовали, т. к. он выполнял все указания сельсовета. Когда Иннокентий был на заработках, сельсовет сказал Косте, чтобы он корову Иннокентия свел на мясокомбинат, и он так и сделал. В это время дядя Ян приехал с поля, узнал об этом, вскочил на коня и догнал Костю около Каратуза, отобрал корову и вернул её тете Шуре. Из пяти арестованных Свекатунов вернулся один душевнобольной с открытой формой туберкулёза, не хотел оставаться в Знаменке, пошел пешком на Польскую заимку, по дороге и умер. Мой отец Казимир, когда его забирали НКВД-шники, сказал жене: «Марья, учи детей!». Она, как могла, учила, сама-то была безграмотной. Все дети получили высшее образование. Исполнена была воля отца.

– В 1937 году я учился в 4 классе, – тихо произнёс Иван Осипович, – Приехал какой-то офицер и что-то коротко сказал моему отцу. Я не слышал что. Осип, мой отец, обернулся и громко крикнул: «Ванька, иди лошадь запрягай!». В 10 лет я уже всё умел, и лошадь запрячь тоже. Я отвёз его на лошади из Чибижека в Артём. Там мы простились. Больше я его никогда не видел.

Тяжёлое молчание повисло в августовской тишине.

– В 1990 году я узнал, что Свекатун Осип Иванович был признан виновным в том, что он являлся участником контрреволюционной повстанческой организации, ставившей своей целью борьбу с советской властью вооруженным путём. Осужден на 10 лет лишения свободы. Его братья: Казимир, Александр, Иван были расстреляны в 1938 году. Все они реабилитированы в 1958 году. Об этом нам никто не сообщал, – Мой отец немного помолчал и продолжил, – Призвали в армию меня в 1944 году, попал в пехотное училище. Учиться на офицера сразу не взяли. Спрашивают «Где отец? Расскажи биографию».

Отвечаю: «Его в 37-м году забрали!». В ответ: «Идите, вы свободны!». Отправили меня во Владивосток. Не хватало людей на кораблях, чтобы выйти в море. Мне выдали тельняшку и бескозырку, так, из солдата, я превратился в матроса. Попал в учебный отряд подводного плавания. Служил на подводной лодке, что пришла на Тихий океан второй. На первой, разрезанной, с бортовым номером 100, мы изучали азы спасения под водой, учились, как закрывать пробоину. Друзья мне говорили: «Не распространяйся о репрессированном отце». Я был спортсменом, с первым разрядом по классической борьбе, поднимал штангу 130 кг. Был чемпионом Тихоокеанского флота по борьбе. Окончил курсы офицерского состава, потому что промолчал и не сообщил о репрессированных родственниках. Служил за Полярным кругом, около острова Врангеля. Вышвырнул нас Хрущёв, а мы не сдаёмся! Окончил политехнический институт уже в возрасте 39 лет. Вот так жили мы и работали. Стаж мой рабочий 70 лет, хотя в трудовой книжке написано 69.

Иван Христофорович доживал свой век в колхозе «Сталинский путь». У дочери. Умер в 1951 году, похоронен на кладбище Польской заимки, а где похоронены его четыре сына – неизвестно. Расстрелянные без суда и следствия братья и умершие в тюрьме не забыты потомками. На мраморной плите выгравированы их имена, даты жизни и смерти и установлена плита на могиле Ивана Христофоровича, который и вообразить не мог когда-то, за какой тяжкий труд пострадают его дети.