Галина Сафонова-Пирус - Мои предки крестьяне

Были у Листафоровых и покосы большие, много сена для скота запасали с бывших помещичьих лугов, которые раньше те сдавали мужикам в аренду, а после революции их у помещиков отобрали, разделили между обществами и Листафоровым достался луг помещика Плюгина:

«А называли его Петлин луг. Боже мой, и какой же он был! Как, бывало, пойдешь туда во время поздней Троицы, а он весь в цветах! Сколько ж их там было! Сейчас такого и не увидишь.»

В новой семье мамы было тринадцать душ, домом управляла свекровь, добрая, умная женщина, и хотя родил она четырнадцать детей, но выжили только мальчики, поэтому маму очень полюбила и часто называла дочкой.

Фото из Интернета

«Бывало, подойдёть так-то ко мне, да и выташшыть из фартука булочку, сунить в мой фартук:

– На-ка, потом съешь. Я знаю, как в чужой семье-то… Сама как вышла замуж, так всё не наедалася.

Её-то отец бондарничал 27 27 БондАрничать – делать бочки. , вот и жили хорошо. Кроме неё, детей у родителей не было, она и привыкла к достатку, а когда замуж вышла, тут-то и пошло всё по-другому, и только, когда вырвется домой, то и наестся яиц, блинов с маслом.»

Время в те годы было сытное, – тогда же начала разворачиваться новая политика 28 28 *НЭП – с 1921 года – Новая экономическая политика. и власть разрешала предприимчивым людям заниматься тем, на что хватало сил, умения, вот и семья отца, в которой было семеро братьев, открыли кузню, в которой папа был за главного, а помогали ему братья Васька, Митька, Колька и Шурик.

«А жизнь тогда жизнь ключом била, потому что всяк за дело брался умеючи, чтоб с прибылью получалося, вот и хватало при нэпе всего, и деньги твердыми стали, двадцать копеек и то большой вес имели. У меня-то их не было, а если пойду на базар, Сенька и дасть мне на булочки, одна булочка пять копеек стоила. У него всегда деньги были, тогда ж в кузне всё мелкое… ведро починить, самовар опаять или лошадь подковать, всё это за деньги делали, а за крупное… колеса оковать, плуг сделать, ось сменить, за это хлебом расплачивалися. Видать привыкли мужики, на хлебушко-то верней будить! Ведь до нэпа как было? Нужна, к примеру, тебе коробка спичек, вот и бери скИбку хлеба, и неси. Бывало, идуть бабы и всё-ё за плечами узлы нясуть, кто хлеб, кто муку. Особенно при Керенском 29 29 Керенский А. Ф. – видный участник Февральской революции, министр-председатель Временного правительства. плохо стало, ведь керенки эти тогда бешеными называлися и до обеда одна цена на них была, после обеда другая, а к вечеру и третья, поэтому-то и меняли всё на хлеб, и при нэпе не кончили с этим делом. Свёкор, бывало, стоить возле кузницы, вешаить муку или зерно и ссыпаить в яшшыки, и ссыпаить. А яшшыки бо-ольшие были поделаны, пудов по пятьдесят туда вмешшалося, ну, а как на базар ехать засобирается, тогда опять из них насыпають и вязуть.»

Но к зиме работы в кузне становилось меньше и папа, уже в то время имевший первый на деревне велосипед, надумал стать шофёром и стал ездить на учёбу в Брянск (40. км. от Карачева), ведь некоторые его друзья уже с тали шофёрами, уехали в Москву, работали таксистами и хвалились, что помногу зарабатывают. Проездил он в Брянск всю зиму, к весне выдали ему права, присвоив сразу второй класс и уехал он в Москву, а через несколько месяцев прислал маме письмо: давай, мол, перебираться сюда жить, – «Он же Москву эту так любил!» – вот мама и собралась к нему, чтобы узнать: стоит ли это делать?

«Приехала, как глянула!.. А комнатушка, где живёть, без окон даже! Нары одни, другие, третьи, отопления вовсе нетути, примусом отапливаются. Семья здесь же живёть, еще какие-то двое, а Сенька-то меня встретил грязный, помятый какой-то.

– Что ты, Сень, – спрашиваю, – как головешка то?

– Да это я нонча в кочегарке ночевал, – смеется. Еще и шоколад мне принес: – Во, посмотри, тут шоколад дешевый.

– Да не хочу я твоего шоколаду! И сохрани меня Господь в этой-то комнатушке оставаться и спать по очереди на полу, на нарах!

– Это все временно, – он-то.

– И не думай, и не мысли, – отрезала ему сразу.

День только и пробыла в этой Москве, уехала, а авскорости и он вернулся.

Много ли заработал?.. Да нет, ничего он там не заработал. А к зиме заехал к нам из Брянска его начальник, где Сенька на шофера учился, и говорить:

– Приезжай-ка ты к нам. У нас сейчас работы столько!.. Машины старые на ремонт из Москвы привозють, хорошо зарабатываем.

Ну, Сенька и уехал в Брянск, а я осталася пока жить у мамки, у нее-то картошка, молоко, яйца… всё это свое было, а я денег расходовала мало, так, на мелочь разную, вот и собралися у меня деньжата. Раз Сенька приезжаить и говорить:

– Мария, крепко ж трудно в Брянске с квартирами! Ишшу, ишшу и ни-икак не найду, как скажу, что с ребенком, так сразу и отказывають.

А перебираться туда жить мы еще не решили, так, разговоры одни вели. Ведь время-то какое было неустойчивое! Кто ж его знаить, куда дальше всё повернёть? Поговаривали: раз буржуев, помешшыков разорили, то могуть и до нас таких-то добраться. Поэтому Сенька и выучился на шофера… так, на всякий случай. Но профессия хорошо, а жить-то в Брянске где? Подумала я, подумала и говорю:

– Останемся-ка мы на Ряснике, построим дом, да и корова есть.

А это свёкор нам как-то телочку отдал, подросла она и отелиться должна была скоро. Поговорили мы с ним так-то, и согласился он. А тогда всё для этого было, и лес продавали, и всё, что нужно, вот и срубили нам сруб, тут же кровельшыки пришли, накрыли, ну, а отделывать… Свёкор и посоветовал:

– Что ты сейчас будешь отделывать? Уже холода наступають. Да и постоять хате годика два надо бы, только тогда и достраивать.

На том и порешили.

Ну а в двадцать девятом начали НЭП разорять, хозяев в Сибирь отсылать и даже на такие мастерские, как наша, налоги прислать. Пришел к нам как-то знакомый из правления и сказал: скоро и до вашей семьи доберутся, расходитеся, молодые пусть уезжають, а стариков не тронуть. Вот и разъехалися мы. Тихон с семьей ушел жить на квартиру в Карачев, устроился там в пожарку, а мы продали дом, корову и уехали в Брянск. Да и свёкор оставил себе только телочку да поросеночка, а кузню – на замок, инструменты – в яшшык, вот и все дела. И налог не успели прислать.»

Сворачивание государством НЭПа началось с 1927 года, и специальные заградительные отряды стали блокировать хлебные районы, отбирать хлеб у крестьян, а продажу хлеба называть «спекуляцией».

«Переехали мы в Брянск, кое-как устроилися. И квартирку, наконец-то, нашли в две комнатки, правда, крепко ж сырая была! Как только весна начиналася, пробивался из-под пола как всеодно ключ какой, и све-етленькая такая водичка бежала, только и знаешь, бывало, затираешь её, затираешь. Сенька шофером стал работать, а тогда шоферы были… всеодно как космонавты, ведь как раз первые автобусы двенадцатиместные в Брянске появилися, под брезентами. Платили ему сорок восемь рублей в месяц, да еще кожаную тужурку выдавали и краги. Продуктов в магазинах продуктов было сколько хочешь и мясо дешевое было, на рубль купишь – за неделю не поешь. Ведь тогда нэп стали ликвидировать, так люди, нябось, и думали: придуть, отнимуть корову, так лучше мы самим её… Вот и резали скотину по чём зря. Помню, пришла к нам из Карачева женшына С Рясников и плачить: