Галина Сафонова-Пирус - Мои предки крестьяне

– Да вот… купила в Орле подешевке.

– А в Крыму-то как? – спрашиваю. – Сколько ж вы денег оттуда привезли?

– А-а, в Крыму неудача. Купил он там машину плохую…

И оказалося, что уже давно в Орёл они перебралися и занялися этим мясом… покупать, продавать, и теперь снова надеется, что деньги к ней рекой потекуть.»

И жили мы в Брянске до тридцать пятого года, а потом… Отец был партийным и однажды его вызвали в Военкомат и предложили ехать в Белоруссию, где начиналось строительство военной базы. А в то время подобные предложения членам партии отклонить было невозможно, вот он и поехал. Прожил там с год, а потом к нему поехала мама, чтобы упросить начальство отпустить мужа, но ей в этом отказали и пришлось семье ехать в Боровку.

«База строилася в лесу. Сосны, ели кругом! А в лес пойдешь, грибов сколько! Как глянешь так-то вверх по горочке, а они стоять себе: грузды, молочанки, волнушки! Ну столько грибов, что тонну, нябось, за день набрать можно было. Платили Сеньке хорошо, он же начальником механизации был, в магазинах всё было: масло, сахар, хлеб вволю, и квартиру нам сразу дали большую, светлую, никогда мы еще в такой не жили. Ну, а потом… Там же сначала гаражи строили, а когда настроили, как понаехали танки! Сразу военные тревоги завыли и танки как попруть, как заревуть! Ночь-две спишь спокойно и-и опять… А тут же недалеко еще и Польская граница проходила, вот и пугаешься каждый раз: война! А потом еще и аресты началися 30 30 Репрессии 1936—37 годов. , ка-ак раз после первомайского праздника. И охватил всех страх: сиди теперь и жди своей очереди! Как пойдеть Сенька на работу, так и думаешь: вернется ли! А тут еще эти танки… Почти каждую ночь тревоги началися! Ну до того нервы мои расшаталися, до того разошлися, что невмочь стало, вот и говорю, наконец, Сеньке:

– Знаешь, не могу я больше здесь оставаться. Отпустють тебя, не отпустють, а я всёодно уеду.

Ну, стал тут Сенька говорить начальникам своим, что жена, мол… а его и перевели в Энгельгардтовскую. Дали нам там сначала одну комнату, потом еще две и так хорошо они отделаны были! В магазинах и тут всё было, иногда даже и мануфактуру в магазине давали, но плохо то, что входить-выходить из воинской части можно было только по пропускам. И вот раз Сенька прибегаить и говорить:

– Андрей с Динкой и дочкой на вокзале, надо пропуска брать, за ними ехать.

И оказалося, что Андрей из Сибири удрал, он же там работал секретарём райкома, а когда аресты начались, испугался да уехал. Что делать? Я – к начальнику: так, мол, и так, а он:

– Ну не можем мы…

Знають уже, что Андрей сбежал из Сибири.

– Да вы что! – кричу. – Я за сестру и Андрея, как за детей ручаюсь! Не дадите пропусков, сейчас же соберемся и уедем.

Но все ж выписали им пропуска. И вот, как пришел Андрей к нам, как сел, так месяц никуда и не вышел… А с Сенькой они дружили, и потому, что Сенька ни слова ему не перечил и, бывало, усядутся за столом, выпьют, Сенька на гитаре брынчать, Андрей – на балалайке, потом и наговориться никак не могуть.»

По рассказам мамы о трагической судьбе дяди Андрея я потом напишу целую главу для повести «Ведьма из Карачева», а тогда, в тридцать девятом, – за два года до начала войны 31 31 Великая Отечественная война 1941—45 годов. , строительство военной базы в Белоруссии закончилось и папе сказали: хочешь, мол, оставайся здесь работать, а хочешь, поезжай в Карачев, там тоже строительство военное начинается. Вот наша семья и возвратилась на родину, где уже дядя Андрей опять работал секретарём райкома, но вскоре его перевели в Хотынец, и мы стали жить в их квартире, папа устроился работать коммерческим директором картонной фабрики, и родители решили снова строить свой дом. Подали заявление, дали им поместье, купили они сруб и вот раз:

«Достал Сенька машину, чтоб перевезти его, поехал, да и застрял ночью в лесу и к утру не успел на работу. А как раз перед этим указ вышел, что за пять минут опоздания партийных из партии вон, а остальным полгода платить алименты по двадцать пять процентов. Ну, алименты, это еще ничаво, а что из партии вон… Если из партии-то выгонють, то и с директорства тоже. Очень он переживал из-за этого, а я всё успокаивала:

– Брось ты, не волнуйся! Ну какой ты коммерческий директор! Это ж надо университеты кончать, а ты какую коммерцию проходил? Иди-ка лучше по своей специальности, шофером.

Ему и Андрей всё советовал: отстань, мол, от этого дела, тебя же обведуть вокруг пальца, посадють, дом отнимуть и останется Мария с детьми на улице. Ведь совсем он измотался на этой работе! Все лезуть к нему, тянуть, что можно… Ну, пока думали-рассуждали, получаем вызов: Сеньке надо в Орел явиться на обсуждение из-за того, что опоздал на работу на 10 минут. Поехал он, а там как устроили ему суд! Они ж умеють это делать, партийцы-то! Отобрали билет, с работы выгнали и до того довели, что приехал мой муж домой и рыдаить. Крепко ж ему обидно: из-за каких-то десяти минут и – такое! Прямо сумасшедшим сделался. Вначалея я все успокаивала его, уговаривала, а потом и плюнула:

– Да хватить тебе плакать-то! Проживем мы и без билета партийного, с одного молока проживем.

Я же корову из Белоруссии привезла, и она мне двадцать пять литров молока в день давала. А еще и деньжонок там подсобирала, и вешшычки кой-какие. Бывало, выбросють в магазин мануфактуру или вешшы какие, а я сейчас и возьму. Мно-ого кой-чего накупила! Да потом еще в воинской части портная мастерская была, и жена портного ходила ко мне по молоко, так закажу ей что, вот и сошьёть её муж быстро и хорошо. Сеньке костюм сшил, мне пальто, вот теперя нас и выручало это барахло, за них-то я и строилася, ведь вешшы тогда дорогие были. Да и Сенька потом устроился шофёром начальников по колхозам возить, а они как едуть туда, так и бяруть, что им нужно. Ну, ясное дело, и Сеньке кое-что перепадало, достанить так-то и сенца подешевле, и отрубей.»

Но потом отец стал работать шофёром в пожарной части, стали мы жить относительно спокойно, но началась война.

«Уже через неделю налетели самолеты на Трыковку и по-ошло! Бомбы рвутся, дома горять! А Сенька ж в пожарке работал и когда бомбежки началися, дома почти не ночевал, всё дежурил там, но вдруг приехал:

– Собирайтеся! Немец Севским большаком идёть, скоро у нас будить.

Выглянула я в окно, а его пожарную машину люди облепили, как мухи! Что ж мне оставалося делать? Всё оставить, схватить тебя на руки, Витьку, Кольку, кое-как прилепиться на эту машину пожарную и ехать неизвестно куда?

– Не-ет! – кричу: – Куда я поеду? Без денег, без припасов. С голоду помирать?

– Будешь ты рассуждать! Динка уехала, а ты не хочешь?

– Да у Динки муж секретарь партийный, его сразу немцы хлопнуть! Как им было не уехать? А я не поеду. Тут мы хоть в своем углу, а там что, впереди? – А с машины уже кричать ему, зовуть. – А-а, что всем, то и нам, – решила, наконец.