Елена Долгополова - Какая же ты бездна – человек!

– Иди, точковщик, – сказала Двойка.

***

Поначалу Федя сильно путался в подсчётах. Он записывал номер каждого гроба, суммировал, отнимал задубевших, плюсовал детей с родителями, а в итоге у него каждый раз получалась плюс-минус неизвестность. Это категорически не устраивало Историка, и тогда Федя научился точковать. Вернее, это Большой Мозг научил его точковать. Он показал ему учебный фильм, где точковали настоящие профессионалы. На лесоповале. Разница была лишь в том, что там вели учёт брёвнам, а Феде приходилось учитывать капсулы из криокамер. Это было просто. Не надо было считать каждый гроб, надо было каждый гроб отмечать точкой на бумажке. Располагая точки особым образом, позже можно было легко и быстро подсчитать общее количество пробудившихся.

Федя поставил очередную точку в табеле и спросил у мужика, покрытого наростами плесени:

– Ты кто?

– Конь в пальто, – не задумываясь ответил мужик. И задумался. Скорее всего, вспоминал, кто такой «конь» и что такое «пальто».

– Иди, – сказал Федя. – Вон туда иди.

Он показал пальцем на группу нянек, в обязанности которых входило уводить проснувшихся на санобработку и приглядывать за ними на первых порах. А Федя уже спешил к новым гробам.

На причал они выплывали прямо из воздуха, из багрового марева, застилавшего бескрайний простор порта. К этому нельзя было привыкнуть, это вызывало оторопь, но зато теперь Федя знал слово «антигравитация». И каждому вновь прибывшему он задавал какой-нибудь вопрос. Часто ответы были бессмысленными. Обычно звали маму или матерились. Но иногда в мозге проснувшихся короткое время ещё оставались обрывки воспоминаний о прошлой жизни. А уже через пару минут они забывали всё напрочь. Контузия экстренной разморозки, нарушение технологии криосна. Это тоже сказал Большой Мозг.

– Как ты здесь очутился? – спросил Федя пожилого толстяка.

– Здрасьте, на фиг. Я вообще-то геологом завербовался. Мы уже прибыли?

И тут же его взгляд стал испуганным, он уже не понимал, где находится.

«Завербовался». Это было что-то новенькое. Значит, сюда вербовались. Может быть, Федя тоже сам завербовался. Были ещё ценные находки вроде «Уже триста лет прошло?», «Я специалист по криосну, немедленно проведите меня к капитану. Система в аварийном состоянии!», «Слава богу, мы успели сбежать», «Основная миссия это экспансия. Великая цель», «Генетическое клонирование, отборный человеческий материал». Было ещё кое-что по мелочи, и Федя складывал свои находки в отдельный уголок памяти. Твердил перед сном, как молитву.

– Когда спящий взорвётся? – спросил он у красивой молодой девушки, почти не заросшей плесенью.

Она удивлённо взглянула на него и ответила:

– Ну, сунь криокапсулу в приёмник реактора. Так хлопнет, что основной двигатель встанет. Это я тебе, как инженер группы контроля, обещаю.

Да, сегодня удачный день. Федя никому не рассказывал о своих интервью. Даже Историку. Это его тайна.

***

Сирена завыла, когда работа была в самом разгаре. Сирена —это большой сбор. Для всех и срочно. Федя застыл с карандашом, занесённым над табелем, он как раз собирался поставить очередную точку. «Не пойду, – решил Федя. – Опять Историк что-то придумал. Ну его к чёрту». Он продолжил точковать, но смотритель, подгонявший нянек на сбор резиновой палкой, глянул на Федю с нехорошим прищуром и крикнул:

– А ну давай! Особое приглашение тебе? – и показал дубинку.

Это неслыханно: смотрители были из третьей партии пробудившихся и никогда не одёргивали ветеранов. Партия тогда, как на подбор, состояла из молодых крепких парней, Историк сформировал из них личную гвардию и назначил усиленное питание. Они ему в рот смотрели. Федя сломал карандаш и пошёл к месту сбора. Неправильно это. Штук тридцать гробов останутся неучтёнными, пробудившиеся без нянек могут навредить себе, подраться, а то и поубивать друг друга. Прецеденты были. Федя решил очень серьёзно поговорить с Историком.

В коридоре Федя встретил пожилую женщину с девочкой лет пяти на руках. Вид напуганный, взгляд потерянный. Из недавних, это видно. Федя достал из кармана шоколадку, оставшуюся со вчерашнего ужина. Сунул батончик девочке. Она взяла её и стала трясти, как погремушку.

Сборище получилось внушительным. «Это уже тыщи три нас, – прикинул Федя. – Надо перепись организовать». Историк вещал:

– Отныне все ветераны, все, кто проснулся в первых рядах и не убоялся трудностей первопроходцев, именуются «Экипаж». И, соответственно, членами экипажа. Позже можно будет ознакомиться со списками и присвоенными званиями. Звания присвоены согласно выслуге дней. Остальным будет присвоен статус граждан. И рабочие категории. Кто будет косячить, гражданства лишу как два пальца об стол и сгоню на нижние палубы. Будете улиток в системе охлаждения жрать. Всем ясно?

Ясно было всем.

Возле списков, приколоченных к переборке вакуумным степлером, толпились. Читать умели почти все, а вот как писать, знали немногие. Ну а считать мог только Федя. Он медленно просмотрел списки экипажа. В голове зазвенело, сердце забилось часто-часто. Федя ещё раз внимательнейшим образом прочитал списки. Нету. Нету его там. Как же так?

– И тебя нет, – сказала Двойка. Она стояла сзади и собиралась затопать ногами и замахать руками. – И меня нет. И Саши Иванова нет. И Васи Бонапарта. Половины ветеранов нет!

– Я с ним поговорю, – твёрдо сказал Федя.

– Ага, – Двойка нервно рассмеялась. – Вон, глянь!

У входа в Исторический собрались почти все смотрители и с задумчивым видом помахивали дубинками.

– Ты куда? – спросила Двойка.

– К Большому Мозгу, – сказал Федя.

***

Там сидело человек двадцать писцов. Они задавали вопросы и записывали ответы. Когда Федя зашёл, один из них как раз уточнял у Мозга.

– Так в муке обвалять или всё же в панировочных сухарях?

– Да как хочешь, – беззаботно ответил Мозг.

– А хлеб добавлять обязательно?

– Некоторые так и вовсе манку добавляют и не жужжат.

– А манка – это…

– Крупа из пшеницы.

– А пшеница – это…

– Злак.

– Я знаю, я знаю, – возбудился один из писцов. – Злак – это ещё ячмень, а ячмень – это перловка. А перловка – это каша.

– Дурак, – сказал старший писец. – Ячмень – это сифилис в глазу.

– Сам ты дурак, – сказал Большой Мозг и вздохнул. – Вот помру скоро – и слава Богу. Хоть вас не видеть.

– Пошли все вон, – сказал Федя.

Все пошли вон, а Федя, уютно развалившись в мягком кресле, долго беседовал с белыми стенами. У Большого Мозга не было тела. Он состоял из сотен тысяч процессоров, разбросанных по всему кораблю. Но, чтобы побеседовать с ним, надо было приходить сюда. Так хотел Большой Мозг – маразмирующий суперкомпьютер. Федя умел с ним беседовать. Если задавать неожиданные и логически не связанные между собой вопросы, то вероятность толковых исчерпывающих ответов значительно повышалась. Как и с пробудившимися. Это ведь Мозг подсказал, где искать пищевые синтезаторы и как ими пользоваться.