Ирина Мальцева - Лабиринты любви

– Год назад я познакомилась с Максимом. После развода с мужем это был первый мужчина, который мне понравился. Я на работу летела как на крыльях, зная, что увижусь с ним там. Мы работаем в разных фирмах, но на одном этаже коммерческого центра. Знаешь, где это? Ну вот. Он при встрече мне улыбался, отпускал комплименты. Мне даже показалось, что…А, ладно. Короче, прошлым летом я его встретила на пляже. Мы были с подругой, а он в компании. На мне был купальник зеленого цвета. Мы прошли мимо, я ему помахала, он ответил. А потом…Знаешь, я услышала, как он сказал кому-то: «Гусеница», и тот, другой, заржал. Я еще несколько шагов сделала, а потом до меня дошло, что это он про меня. Понимаешь, я не такой была, как сейчас, а упитанная, сливочно-белая, по всему телу складочки, ну точно как у гусеницы. Я мгновенно натянула сарафан и припустила домой. Дома разделась перед зеркалом. Форменная гусеница! И так мне горько стало, так противно себя в зеркале видеть, что в ту же минуту решила, что похудею, превращусь ну хоть в стрекозу. У той, знаешь, тоненькая ровная палочка вместо тельца.

Я села на диету. Жесткую, жуткую. А вместе с жировыми и мясными отложениями я как-то растеряла и радость жизни, и интерес к происходящему. Что бы я ни делала, чем бы ни занималась, каждую минуту помнила, как Максим меня гусеницей назвал. А тут у меня отпуск, на работе предложили путевку в Тунис, «все включено». Я отказалась. Решила ехать на наш юг дикарем. Пусть, думаю, волны остатки мяса смоют с меня, а питаться буду одними фруктами…

Как дальше рассказала Ольга, жилье она нашла хорошее. У хозяйки два небольших домика рядом, соединенные между собой стеклянной галереей. В каждом домике по три комнаты, душ, туалет, еще один душ летний. Кухня общая. Двор огорожен штакетником, заросшим белым шиповником. Был во дворе один уютный уголок под старой кривой грушей, и там, в плетеном кресле-качалке, с утра занимал место брат хозяйки, по разговорам, штурман северного флота.

Был штурман хорош собою: крупный, мускулистый, голова бритая, зато на лице пышные седоватые усы. Голову покрывала гавайская шляпа, из-под которой на отдыхающих с прищуром смотрели льдисто-голубые глаза.

Весь день моряк сидел, читал газеты и словно не замечал маневров женской части населения двора. А женщины любым способом старались привлечь внимание морского волка, как они окрестили Петра Ивановича. Но тот был неприступен. Если дама особенно была назойлива и лезла с разговорами или заигрывала с ним, то он одаривал её таким взглядом, что бедняжку смывало ледяной волной Белого моря.

Вечерами жильцы собирались за общим столом во дворе. Вино рекой лилось, мангал, не переставая, выдавал порции острого, с аппетитной корочкой мяса или золотистую расплющенную рыбу.

…– Знаешь, что чувствует человек, сидящий на диете, когда вокруг него все жуют, жуют, жуют? Да не огурцы или яблоки, а самое вкусное-превкусное? Поэтому я в посиделках не участвовала, старалась поужинать раньше всех. Нарежу тарелку зеленого салата, сварю кисель из свежих ягод, кабачок потушу и в одиночестве или под сочувственные взгляды других жильцов ужинаю.

Однажды Ольга услышала, как кто-то в сердцах сказал, что если, мол, нет денег, так нечего на юг ездить, сидела бы дома. Но не могла же она объявить, что сидит на диете и изнуряет себя плаванием и пешими прогулками?

– Вот сижу я раз над тарелкой с тушеной капустой, рядом ломтик сыра и пакет кефира. Вдруг чувствую, кто-то за спиной остановился. Голову повернула – морской волк, то есть Петр Иванович. Внимательно так поглядел на мой диетический ужин, потом всю меня оглядел, будто матроса-первогодка, пыхнул в усы и пошел к своей качалке.

Ольга кое-как доела, посуду сполоснула. Тут стали отдыхающие подтягиваться, музыку включили, мангал разожгли. Через полчаса по двору поползли аппетитные запахи. Чтобы слюной не подавиться, Ольга в душ пошла. Кабинка душевая в летнем исполнении стояла за углом одного из домиков в окружении пышных кустов с вычурными розово-фиолетовыми цветами. Вода за день в огромном баке наверху нагрелась, и теплые струи утишали страдания голодного желудка.

– Стою, блаженствую, руки вверх подняла, прогнулась, вода прямо лицо льется – приятно! Вдруг какое-то движение, глаза открываю, а сверху на меня Петр Иванович глядит. Да так серьезно, будто проверяет, не слишком ли много воды потребляю. Я руками прикрылась, съежилась, а он опять в усы пыхнул и исчез. Ну, думаю, ситуация. Когда ему наши красотки глазки строят, он никак не реагирует, а я, моль бледная, чем приглянулась? Ночью не сплю, все думаю. А вдруг наш морской волк – извращенец, и ему нравится подглядывать за моющимися особями женского пола? В тот момент меня ничуть не порадовала мысль, что я кому-то могла понравиться. Наверное, вместе с килограммами ушло от меня и чисто женское желание, и стала я скучная, пресная, либидоотсутсвующая.

На следующий день Ольга снова истязала себя плаванием, а в награду арбуз купила. Идет домой, покачиваясь под зелено-полосатой тяжестью, а во дворе вновь пирушка. Как даст ей в нос запах шашлыка, голова закружилась. Рухнула она на скамью у стола, взгромоздила арбуз, потянулась за ножом. И тут… Перед ней из ниоткуда возникла тарелка с огромными кусками жареного мяса.

– Ешь, девочка.

Тарелку держит Петр Иванович. Ольга смотрит на мясо, видит капельки жира, смешанные с помидорной приправой, поджаристую корочку с крапинками чеснока, один к одному нарезанные ломтики огурца, присыпанные зеленым лучком и кинзой, и чувствует, что ни за что к такой красоте не сможет притронуться.

– Ешь, а то совсем дошла до крайности, – говорит морской волк и присаживается рядом. – Что, деньги сперли? Или потеряла? Эх, ты, Маша-растеряша! За кошельком смотреть надо было.

Ольга молчит, таращится на него и сообразить не может, о чем это он. А когда поняла…

– Знаешь, заревела я. Вот смотрю на него и реву. А потом рассказала и про «гусеницу», и про диету. Он покачал осуждающе головой, но воздержался от комментариев.

– Завтра, – сказал, – вместе на море пойдем, а потом завалимся в «Черноморочку». Ты у меня быстро былую красоту обретешь.

– А ты, – спрашивает Ольга, – откуда знаешь, какой я раньше была?

– Салага! Соображать надо: твоя хозяйка – моя сестра, ты ей паспорт отдавала для регистрации? Вот. Я заглянул, а там такая красота на карточке! Что, думаю, с дамочкой случилось, прямо схирела вся. Значит, Максим тебя «гусеницей» назвал.

А сам так тревожно в глаза заглядывает.

– Любишь его?

– Нет.

Петр Иванович заулыбался, схватил в охапку, закружил, а со всех сторон изумленные лица отдыхающих.

А дальше все было, как морской волк сказал. У него такой поварской талант оказался, будто не штурманом, а коком ходил в море. Кормил Ольгу, а сам нет-нет и откроет её паспорт, глянет на фото, потом сравнит с оригиналом, тяжело вздохнет и идет на кухню снова готовить. Пока, говорит, на щеках ямочки не заиграют, и чертики в глазах не запрыгают, он будет следить за её диетой.