Наоми Рейн - В плену безмолвия

Гретхен забрала у меня фрукты и бросилась их мыть и чистить. Болтала, рассказывала про учебу, смешно пародировала учителей. Вскакивала, носилась по кухне, кружилась, жестикулировала. Жизнь в ней била ключом.

Я не могла оторвать от нее глаз, меня словно околдовали. Ей двадцать два, мне – почти тридцать. Как же она похожа на меня до трагедии. Я словно смотрела на себя в юности.

Юная, красивая, невинная, бесконечно трогательная. Такая милая. И тем милее, что она вообще этого не осознавала.

Страстная и порывистая. То восклицает и хохочет, то прикусит губку, а на глазах выступают слезы. Прыгает на одной ножке. Иногда заплетает волосы в два хвостика или две косички. Поет и танцует, ведет себя как ребёнок. Впечатлительная, умная и глубокая. Живая.

Я полюбила ее с первого взгляда. Она пронзила мое сердце и осталась в нем навсегда. Мне хотелось обнимать ее, гладить по голове, качать на руках. Такая родная.

И бесконечно далекая.

Потому что в ней было все то, что я так старательно в себе убивала. Все, что я считала опасным, что почти довело меня до суицида. Наивность, страстность, доверчивость. Привязчивость, ранимость.

Нет, нет. Она манила меня и одновременно до ужаса пугала. Когда-то я была такой, как она, и к чему это привело? Я похоронила себя заживо. Поставила крест на будущем: семье, муже, детях – всем, о чем когда-то мечтала. Отказалась от любви и близости, сосредоточившись на работе и учебе. Жгучая ненависть к себе и желание себя уничтожить. Или хотя бы максимально испортить жизнь. Я люто себя наказывала.

Мне хотелось обнять ее и сберечь от всех бед мира. Мне хотелось ее убить.

"Дом захлопал ставенками

На зажатые стоны в руке.

И остались яблоньки

На колючей проволоке…"

(с) Веня Д'ркин

Я – сирота. У меня нет ни мамы, ни папы. Вернее, должны быть где-то, ведь я появилась на свет. Но им нет до меня никакого дела, иначе разве они бросили бы меня одну? Я живу у своих дальних родственников – у тетки Агнес и дяди Арнольда. Они взяли меня из чувства долга и часто этим попрекают. Я мечтаю о том времени, когда смогу жить отдельно. Пока я маленькая, это невозможно. Мне частенько говорят, что я слишком серьезная для своих лет, даже мрачная или злая. Все остальные дети весело играют и смеются, а я больше всего люблю читать. На самом деле я такая только со взрослыми. С ними лучше не разговаривать, это я давно поняла, так что остаются только книги.

Когда я была маленькой, я рассказывала тетке разные интересные вещи, случавшиеся со мной, делилась своими мыслями. Она хмуро молчала, словно совсем меня не слушала. Потом оказалось, что все-таки слушала, но лучше бы она этого не делала. Как-то вечером я услышала, как она передразнивает меня, рассказывая мои истории своей подруге. Они вместе смеялись надо мной, хотя ничего смешного в этом не было. Просто она ничего не поняла и все переврала. Но это было так ужасно, что с тех пор я и словом не заикнулась ни о чем таком.

Самое лучшее время, когда тетка на работе, а я дома, тогда я могу сколько угодно ходить по пустынным комнатам и играть с моими друзьями. Их могу видеть только я, потому что их заколдовали, а я – их единственное окошко в мир. С ними очень здорово, мы можем смеяться, шутить и придумывать фантастические истории. Нам нравится ставить спектакли. Правда, мне приходится играть по очереди все роли, потому что мои друзья заколдованы, но я нисколечко не против.

Тетка злая. Она не разрешает мне ни к чему привязываться и ничего своего иметь. Стоит у меня чему-нибудь появиться, она или отбирает это или говорит, что случайно разбила и выкидывает. Или выкидывает, а потом говорит, что не видела, не брала, и вообще ничего об этом не знает. И сразу начинает на меня кричать, это у нее вообще любимый способ от меня отделаться. Когда она в чем-то неправа, она цепляется к какой-то мелочи и начинает меня разносить за нее, и все, толку уже не добиться.

* * *

Однажды к нам приехала погостить подруга тетки Агнес – Луиза. Она должна была жить со мной, так как тетке Агнес и дяде Арнольду надо было уехать на стажировку.

Сначала тетка Луиза мне очень понравилась. Она была веселая и живая. Часто шутила и сама громко и заливисто смеялась своим шуткам. Я думала, она добрая. Сразу с порога она обняла меня, расцеловала и стала называть Чудиком. Мне это пришлось по душе. Я думала, это от слова «чудо», словно она считала меня чудесной. И потом, меня никто так раньше не называл.

И обниматься с ней было здорово. Она была такая теплая и мягкая и так хорошо пахла, как ваза с цветами. Сирот вообще редко кто-то обнимает, а тетка Агнес ненавидит любые прикосновения, они даже с дядей Арнольдом спят в разных комнатах. Впрочем, он столько времени на работе, приходит заполночь, а уходит рано утром, что это вряд ли имеет какое-то значение. Когда я прохожу мимо тетки Агнес в коридоре, она отшатывается к стене, словно от меня воняет. От меня не воняет, я проверяла, да и моюсь я каждый день. Хотя, может, моя одежда… Странно, что она неприятно пахнет, даже после того, как я постираю ее. Однажды я даже постирала ее два раза подряд, но это не помогло. Даже не представляю, от чего это может быть. Может, от того, что она уже слишком старая и заношенная?

Но я отвлеклась. Так вот, тетка Луиза. Когда она приехала, меня переселили в чулан в коридоре, чтобы она могла жить в моей комнате. За большой фанерной доской мне поставили раскладушку и тумбочку, а больше туда ничего не влезало. Не то чтобы у меня было много вещей, они как раз все поместились в эту тумбочку.

Я бы, наверное, была против такого расклада. Но, во-первых, меня никто не спрашивал. А во-вторых, тетка Луиза оказалась настолько классной, что я подумала, так оно даже к лучшему, пожалуй.

– Отличный ты ребенок, Чудик, – радостно заявила она мне, стоило тетке Агнес исчезнуть за дверями по пути на работу.

– Говорят, читаешь много? Наверное, ты очень умная. – Она громко рассмеялась.

Сама тетка Луиза книг отродясь не читала.

– А я тебе нравлюсь? – она заглянула в мои глаза, потрепав меня по голове.

– Очень нравитесь, – смущенно пролепетала я, пожирая ее восхищенными глазами.

Любовь редко выпадает на долю сирот, поэтому к любому, проявившему ко мне хоть капельку тепла и внимания, я сразу же привязывалась всем сердцем.

– А ты хотела бы, чтобы я была твоей мамой? – она улыбнулась и протянула мне руку.

О таком счастье я и помыслить не смела. Конечно, настоящей мамой мне она быть не могла, но приемной вполне. Сама мысль жить с ней и считаться ее дочкой вызывала во мне бурю радостных чувств. Переполнявших меня с такой силой, что мне казалось, меня сейчас просто разорвет на части.