Владимир Ситников - Три сестры и Васька

– Да как? Ведь четыре девки, – словно оправдывался отец.

Это была вторая отцовская тайна, которую пришлось хранить Ваське. Эта тайна мучила её, тревожила и злила больше, чем первая о покупке гармоней.

Отец же будто не замечал, что многие догадываются о его связи с Галиной Аркадьевной. Она же ступала гордо и независимо. Зато Анфиса Семёновна выходила из себя. То и дело смахивала слёзы с ресниц. У Василисы муторно было на душе от этого. Но какой существует выход? Что кинуть камнем в агрономшу, окно разбить в квартире?

Васька как-то подстерегла агрономшу по дороге домой.

– Можно с вами поговорить?

– Что тебе?

– Лучше бы вы уехали отсюдова, – выпалила Васька.

– Это с каких порёнок?

– Все знают про вас. Мне папу жалко, – выдавила она из себя.

– Да чего ты понимаешь? Зачем лезешь во взрослую жизнь? – возмутилась агрономша и, не желая слушать Ваську, ушла в свой профком.

Определённо, Галина Аркадьевна передала отцу разговор с Васькой, потому что отец как-то со вздохом покачал головой.

– Ох, Васька, Васька, Василисушка. Жизнь прожить – не поле перейти. Всякое бывает. И не надо тебе пока молодую головку забивать.

И то, что он не вспылил, не отругал её за вмешательство, ещё больше встревожило её. Неужели может такое случиться, что отец покинет их.

Видимо, мать пыталась вразумить Ивана Родионовича. То и дело на кухне раздавался её слёзный голос и угрюмое бурчанье отца.

Конечно, Анфиса Семёновна догадалась всё сделать по тогдашней методе: сходила к Григорию Фомичу, пожаловалась, потому что отец упрекал её в том, что наябедничала, хотя у него будто бы ничего с агрономшей не было и нет. Ну, подыгрывал на гармони, когда она пела, дак больше некому было.

Григорий Фомич был человек тёртый, опытный, умел щекотливые дела спускать на тормозах. Не довёл до шумного обсуждения на партбюро или даже партсобрании.

И то, что Галину Аркадьевну повысили и перевели в районное управление сельского хозяйства, видимо, произошло не без участия председателя. Он ведь в их Орлецком районе был самым авторитетным, шёл на звезду Героя Социалистического Труда. Урожайность была 25—27 центнеров зерновых с гектара, удои чуть ли не самые высокие в области. Уехала Галина Аркадьевна в райцентр, заменил её пожилой агроном Василий Васильевич Шихов из районного управления сельского хозяйства, которого определённо переманил к себе Григорий Фомич.

Многие недоумевали, как этот уже в больших годах лысый очкастый человек решился из города Орлец с высокой должности перебраться в обычное село Коромысловщину.

– Я, конечно, не писатель Шолохов, но считаю, что жить и творить надо в самой народной глубине, – объяснял Шихов любопытным.

И первое своё знакомство на разнарядке начал стихами: не завидная, но очень почётная у нас доля. Без нас людям не прожить. Но больше всего достаётся нам.

О нас поэты песен не слагают,

И режиссёры не снимают нас в кино,

Везде лишь только нас ругают

За шерсть, за яйца, мясо, молоко.

Народ стихи одобрил и агронома принял.

Григорий Фомич удивлялся начитанности и эрудированности Шихова, который знал сведения не только по хозяйствам района, но и по стране. К примеру, о том, что нагрузка на трактор по стране 95 гектаров пашни, на комбайн 155 гектаров уборочной площади. Он не только этими цифрами козырял, но и знал, сколько бы надо установить для машин этих самых га для самой производительной работы.

Григорий Фомич крутил головой:

– Ну и головастый ты, Василий Васильевич, откуда что берёшь?

– Да книги, газеты об этом только и пишут, – объяснял Василий Васильевич.– Вон получил я статистический сборник. Там всё есть. Кстати, Григорий Фомич, на посевную-то надо бы азофоски-то добавить. По прогнозам лето будет жаркое, так что запасы полезных веществ так и останутся в почве. Я вот тут набросал справочку, – и подавал председателю выкладку потребности в минеральных удобрениях.

Галина Аркадьевна жила и работала в райцентре Орлеце. Вроде ни слуху ни духу о ней, однако Анфиса Семёновна ещё долго не могла успокоиться. Когда отец уезжал в райцентр, зло бросала:

– Опять к этой стерве укатил.

Отец отмалчивался. Что у него творилось в голове и представить было невозможно. Васька считала в то время, что такая запретная любовь – это болезнь, от которой трудно излечиться. А какие есть лекарства от неё, не известно. Видно, отец их не знал. Васька жалела его. И мать ей было жалко. А что тут сделаешь?

Постепенно Иван Родионович обрёл привычный для него бодрый весёлый взгляд на жизнь и опять шутил, устраивал розыгрыши. Наверное, отпустила его «болезнь».

Однако Анфиса Семёновна иногда напоминала отцу:

– Седина в бороду, бес в ребро. Дед ведь ты уже.

Это когда у Татьяны родилась сразу двойня – дочка и сын.

– Опять за своё? – угрюмо обрывал её отец.

В это время Иван Родионович раздумчиво говорил приятелям:

– Кто женщину узнал и понял, тот жизнь узнал и понял, – и что-то прочувственное пережитое таилось в этих словах.

Тучноватый, неторопливый, с ранней лысиной на всю голову Василий Васильевич вошёл в обиход села, как будто много лет жил здесь.

Всю Коромысловщину удивило, сколько у нового главного агронома Василия Васильевича книг. Целый грузовик, носил-носил шофёр пачки и мешки с книгами в квартиру, которую освободила Галина Аркадьевна, уехав в Орлец, употел.

– Тяжелее водки книги-то, – определил он.

И послала Татьяна Витальевна свой любимый девятый. Быстренько выстроила в цепочку парней и девчонок, и потекли пачки в квартиру. Василий Васильевич выделил Ваську.

– Тёзка ты моя, – сказал он.

Жена Василия Васильевича Елена Ипатовна бледная, очень красивая женщина стояла, опершись на тросточку, и говорила, что ей вот так стоять стыдно, но она носить тяжести не может и ходить ей трудно. Сердце, но она ребяток чаем напоит с вареньем.

Оказывается, из-за Елены Ипатовны и перебрался агроном в Коромысловщину. Нужны ей были из-за больного сердца чистый воздух и покой.

Васька, разнося молоко по селу, больше всего любила заходить к Шиховым. Там Елена Ипатовна обязательно угостит ватрушкой или посадит пить чай с печеньем и книжку новую покажет, Василий Васильевич назовёт тёзкой.

Книги у них помещались на стеллажах, занимая в большой комнате целых три стены.

– Почти полная подписка Достоевского, Толстого, Тургенева, Горького, Диккенса, Цвейга, Гюго, Шиллера у нас есть. Даже библиотека Всемирной литературы, – оглаживая тома, перечисляла Елена Ипатовна. – Вот почитай.

Васька брала аккуратно завёрнутую в газету очередную книгу. Не прочитать было нельзя, потому что Елена Ипатовна спрашивала, кто из героев ей понравился и почему?