Алексей Дунев - Когда часы быстрей минут. Нехронологический роман

– Нет.

– Есть ли в доме оружие?

– Нет.

Тогда майор ткнул перчаткой в грудь Глебу:

– Сколько лет?

– Четырнадцать ему, – поспешно ответила за него Фёкла Платоновна.

– Как зовут? Где родители? – на этот раз эсэсовец вытянул руку ладонью вперёд в сторону женщины, жест означал «молчать!»

– Глеб Ливинцков. Родители в Ленинграде, – ответил подросток.

Офицер удивился, сказал что-то типа «красивый город», и поинтересовался, знает ли Глеб немецкий язык.

– Нет, – соврал парень. На самом деле он учил Deutsch с четвёртого класса и понимал большинство иностранных слов, услышанных в этой комнате.

– Запишите, – обернулся к адъютанту майор.

Глеб понял фразу без перевода. Немцы пошли в следующий дом, а бабушка Фёкла обняла внука и прошептала: «За какие грехи нам это?»

Подросток уже знал, что фрицы угоняют трудоспособное население в Германию на работы. Скорее всего, он сегодня попал в список, поэтому стал уговаривать бабушку отпустить его к партизанам.

– Через мой труп! – резко ответила Фёкла Платоновна.

Деревня была разорена. В день, когда проводили допросы, немцы забрали оставшуюся домашнюю птицу и увели с подворий всех коров. Оставили только одну, в доме, где жила многодетная семья с маленькими детьми. Говорят, они так громко плакали, что фашисты поспешили убраться.

Всё, чем питались Глеб и его бабушка, была картошка из подпола, в который фрицы не догадались заглянуть, и сухари с остатками варенья. На этом предстояло протянуть до лета, когда что-то вырастет в лесу и можно будет что-то посадить на огороде. Если будет, что сажать. А может, уже кончится война…

Раньше, до прихода карателей, Глеб проводил время в хлопотах по дому, помогая бабушке, а в свободное время делал упражнения для укрепления пресса и бицепсов, читал, рисовал. Он любил рисовать, и мама даже хотела его отдать в художественный кружок. Но мальчик отказался. Намного интереснее было гонять мяч со сверстниками на ближайшем пустыре. Сейчас же, в студёные январские дни сорок второго года, Глеб перестал упражняться и даже читать. Они с бабушкой экономили всё: еду, дрова, керосин, силы. Зато парень стал собираться в дорогу. К партизанам.

На крещение они увидели две волокуши 7 7 Волокуша – приспособление в виде двух оглобель, скреплённых на концах поперечными досками. , на которых тесно друг к другу сидели укутанные в платки молодые женщины из соседней деревни, Рудни. Фёкла вышла на крыльцо:

– Куда это вас?

– Гов о рют, что в неметчину, – невесело ответила одна из молодух.

Хозяйка дома перекрестилась. А Глеб принял окончательное решение. Этой ночью он не спал. Дождался, когда бабушка заснула, натянул старый дедов тулуп, самые высокие валенки, закинул за спину заранее собранную котомку и вышел в ночь.

Он надеялся, что в такую стужу деревню никто не патрулирует и часовые стоят только у «штаба» – дома председателя, который находился на другом конце села. Ночью действовал комендантский час, и парень, выйдя на улицу, рисковал жизнью. Два километра до Рудни он прошёл быстрым шагом. В этой деревне немцев не было. Может, потому, что она уступала Бродам по размерам, а может, из-за близости леса. Густого, местами непроходимого, опасного леса. Вотчины партизан.

Дор о гой Глеб думал о бабушке. Она была малограмотной крестьянкой, всю жизнь работающей руками, от зари до зари… но в то же время неиссякаемым кладезем народной мудрости, добрым и самым близким ему человеком после мамы. Глеб не хотел оставлять её одну, потому что любил. Но ему была противна толкающая его вперёд мысль, что его, как и других, угонят в Германию. Не меньше, чем родных, подросток любил свою Родину.

Во второй с краю хате жила бабушкина двоюродная сестра, Акулина. Глеб постучал в дверь. Почти сразу замерцал огонёк в окне – хозяйка спала чутко.

– Кто? – послышался стариковский голос за дверью.

– Это Глеб, тётя Акулина, откройте.

Скрипнул засов. Уже в сенях керосиновая лампа приблизилась к лицу парня.

– Матка боска! Что ты здесь?.. Случилось чего?

– Нет-нет, всё нормально, я сейчас расскажу.

Они сидели около тёплой русской печи и пили кипяток с ароматными травами, которые хозяйка знала, где собирать, и умела по-особому заваривать.

– Вчера ваших женщин везли к штабу, формируют команду в Германию, – начал Глеб.

– Знаю, знаю… ох, бабоньки, что же с ними будет…

– Так вот, я тоже вроде как в списках… и завтра, наверное, будут наших всех сгребать. Я у вас переночую, а утром уйду к партизанам.

Баба Акулина охнула и перекрестилась на образ в углу.

Ещё до рассвета она разбудила родственника, накормила холодной кашей и отвела к деду Егору – бородатому старику, его хата стояла на отшибе, у леса. Тот выслушал Глеба, неодобрительно покачал головой, но согласился проводить туда, куда тот рвался.

– Сам не найдёшь, сгинешь, – заключил он хмуро.

Они быстро пополнили запасы парня сухарями, крышанами 8 8 Крышаны (белорусское) – сухофрукты. и мороженой крольчатиной. Люди отдавали последнее, Глеб это понимал.

– Там в сарае сани небольшие у стены справа, возьми, и быстро надо грузиться, не на плечах же всё тащить… навроде, мы за дровами пошли, шевелись, хлопец, светает уже, – распоряжался хозяин.

Торопила и Акулина:

– Давайте уже, идите с Богом, лес близко, авось никто не углядит, но бережёного Бог бережёт.

– Вы только бабушке передайте, что со мной всё в порядке, она волноваться будет, – попросил Глеб, обнимая на прощанье сердобольную родственницу.

– Сама понимаю, всё-всё, я зачиню 9 9 Зачинить (белорусское) – закрыть. за вами, – у Акулины навернулись слёзы.

Шли долго, не торопясь ступая на еле заметную среди сугробов утоптанную тропу. Несколько раз останавливались, молча сидели на поваленных стволах, жевали снег. Уже после полудня вышли к балке, Глебу показалось, он увидел следы вдоль неё. Дед Егор скинул рукавицы, сложил ладони лодочкой и поднёс ко рту, будто собираясь дышать на них, отогревая. Вдруг громкое уханье совы раздалось рядом, и Глеб не сразу понял, что звук шёл от деда Егора.

– Это для чего? – наивно поинтересовался юноша.

– Чтобы нас не застрелили раньше времени.

Сначала ничего не произошло, только лёгкий ветерок бежал по балке, снимая снежную стружку с гладких сугробов, но после второй попытки им ответили.

Лагерь оказался небольшим, с десяток землянок, накрытых еловым лапником, для маскировки. Часовой сразу отвёл их к командиру отряда. Тот выслушал, пристально посмотрел на Глеба и спросил:

– Ты винтовку-то хоть держал в руках?

– Только пневматическую… в тире, – признался Глеб.

Жизнь в партизанском отряде была суровой. Продовольствия не хватало. Кашеварили два раза в день, и пайка была мизерной. Сосущий под ложечкой голод теперь был постоянным спутником Глеба. Самодельные печурки в землянках нещадно чадили, и люди по ночам не высыпались, ворочаясь от недостатка кислорода и надоедливых вшей. Через какое-то время эта напасть завелась и в Глебовой одёжке.