Анатолий Сударев - Трудное бабье счастье

«А что, если глянуть на это место? Чем чёрт не шутит…»

Надежда Николаевна так и поступила: не поленилась пройти десятка три метров, внимательно огляделась…

«Мать моя! Да ведь пёрышко легло как раз у той заветной ямки, из которой тётя Вера черпала свою глину!»

С бьющимся сердцем Надежда Николаевна вонзила лопату в землю. Немного поковырялась… и вот оно! То, что она искала. Сняла с лопаты, понюхала, пощупала. Никаких сомнений больше не оставалось.

Теперь нужно было наполнить бадейку, ещё раз запомнить место, чтобы в следующий раз не плутать, и вернуться к отчему дому.

На обратном пути уже начало смеркаться. По идее, она могла остаться ночевать в деревне, но её тревожила мысль о кошке, оставленной в квартире без достаточного пропитания. «Нет, поеду…» Но, разумеется, не с пустыми руками, а с только что добытой глиной, печкой и инструментом. Зачем ей нужно и то, и другое, и третье, Надежда Николаевна пока даже не задумывалась.

Легко подумать – крайне тяжело сделать. Она отнюдь не забыла, каких трудов им стоило с тётей Верой перенести всё это добро в сарай. Одной никак не справиться… Но и сестра ей точно не помощница.

– Да поди ты, ей-богу, к Толяну! – подсказала Ольга, когда Надежда Николаевна поделилась с нею своей заботой. – Он тебя за поллитру на своей моторке хошь на тот край света в лучшем виде доставит.

Толяном был их односельчанин. Года на три моложе Надежды Николаевны, отчего она всегда воспринимала его как малолетку. Правда, сейчас, поседевший, беззубый, заросший вечной щетиной, он выглядел постарше.

Толяна Надежда Николаевна застала спящим на рваном, грязном матраце, долго пыталась добудиться. Наконец удалось.

– Ну ты чё? – недовольно пробурчал Толян. – Чё ко мне пристала?

Надежда Николаевна вкратце объяснила. Толяна, едва заслышавшего об обещанной поллитре, как будто обдало живой водой. Вся сонная дурь мгновенно улетучилась.

– Сделам, Надюха! За мной не заржавет. Но токо ты меня не оммани!

– Да не обману, не волнуйся.

– Побожись!

– Чего перед тобой божиться? Всё одно ведь в Бога не веришь.

– Неважно. Всё равно побожись.

Она небрежно перекрестилась.

– Тоды я щас.

Всё, что относилось к печке, погрузили на тележку и отбуксировали к месту стоянки моторки. Оказалось, лодка стояла ровно у того камня, где когда-то Павел домогался Нади.

– Ну, Надюха, чую я, чего-то ты ещё затеяла… А почто тебе эти кирпичи? Что, в Кошкино такого добра нет?

– Не твоё дело! – обрезала она. – Ты давай заводи.

Когда вырулили, чихая мотором, на просторы Волги, уже совсем стемнело. Воспламенилось око бакена, стоящего на уже подмытой приливной волной береговой круче. Пока перерезали реку, стараясь сделать это раньше, чем подойдёт идущая со стороны Углича гружённая щебёнкой баржа, Надежда Николаевна размышляла, зачем же ей понадобилось возиться с этим, откровенно говоря, хламом? Ведь неспроста она вдруг так загорелась. Прав Толян, действительно чего-то затеяла. А чего? Она и сама пока не знает. Вспомнилось тёти-Верино: «Может, ещё пригодится в этой жизни…» Нешто ещё раз попробовать? Авось, не позабыты старые-то уроки… Что-то ещё да помнит. Пока думала-гадала, почувствовала, как ладони прямо зачесались – такое вдруг нетерпенье овладело!

– Слышь, Надюха, – затянувшееся молчание, кажется, начинало всерьёз удручать обычно словоохотливого Толяна, – ты мне вот что скажи… Вот хошь ты теперь самая настоящая, можно сказать, вдова, при полном, можно сказать, параде… И жить – не тужить теперь, выходит, будешь одна. Поди, скушно тебе будет?

– А ты что, в напарники ко мне, что ли, набиваешься?

Сам Толян похоронил жену лет пять назад.

– А чё? Хотя мы и не при параде, мог бы… это самое. И по хозяйству тебе… и воще.

Надежда Николаевна не смогла удержаться от улыбки, как только представила себе Толяна в роли своего сожителя.

– Ладно, сидел бы уж… хозяин.

– Ну как знашь. Я токо нащёт того, что без мужика тебе, попомни моё слово, всё одно долго не протянуть.

Надежда Николаевна, чего греха таить, и сама уже не раз задавалась этим вопросом. Неужто её ждёт одиночество до глубокой старости? Дети – что дочь, что сын – уже отрезанный ломоть, у них своя жизнь. Да, о каком-то спутнике по жизни она уже не раз подумывала, но согласиться, чтобы им стал какой-нибудь проспиртованный донельзя замухрёныш вроде Толяна, – такое могло привидеться только в кошмарном сне.

– Опля! – Моторка мягко ткнулась носом в береговой песок. – Куды теперь?

– Ко мне домой, куда же ещё? – Надежда Николаевна помнила, что ей одной всё унести будет не по силам.

– Не! Такую тяжесть переть! – Толян не понарошку возмутился. – Мы так заранее вроде не договаривались.

– Чего не договаривались?

– Чтоб к тебе прямо домой. Я на это прямиком не согласный.

– А на что ты согласный?

Толян немного подумал:

– Ну… ежели ты мне за это ещё хотя бы… чекушку.

– А не много ли будет?

– А, раз много, так…

Надежда Николаевна не стала с ним дальше препираться:

– Да ладно! Подавись. Будет тебе и чекушка.

– Токо так!

Добро отвезли на принадлежащий Федорычевым огородик, что находился на окраине Кошкино. Оставили под навесом небольшого сарайчика.

– А теперь давай… – Толян едва разогнул поясницу. – Гони… поллитру и чекушку.

«Да пошёл ты в задницу! – чуть было не вырвалось из Надежды Николаевны. – Буду в другой раз в Сосновцах, вот и занесу тебе!»

Однако, как представила, какой сейчас вой на весь Кошкино подымет Толян, язык свой попридержала.

– Ладно, пошли в дом, – ещё с поминок помнила, что у неё в заначке оставалось спиртное.

Первое, что сделала, когда вошли в квартиру, заглянула в холодильник. Вот беда! Обещанные пол-литра «Пшеничной» стояли, но чекушек не было ни одной.

– Погоди, я сейчас.

Пришлось побегать по соседям. А раз заглянула – без разговоров не обойдёшься. Вернулась в квартиру не раньше чем через полчаса. Толяна застала уже сидящим по-хозяйски перед включённым телевизором на диване. На сиденье стула напротив – разутые ноги в рваных, вонючих носках.

– А ну убери лапы! – возмутилась Надежда Николаевна. – Ишь… расселся тут! Вот тебе чекушка. Вот тебе и поллитра. Забирай, и чтоб больше духу твоего…

– Да погоди, Надюх… Чё ты так? Не чужие ж… Ночь уж, погляди. Давай уж я у тебя… По утрянке и уйду.

– Никаких «по утрянке». Сваливай!

– Эх, а я тебе когда-то телят помогал пасти. Знать бы…

Телят он ей помогал пасти! Вспомнил. Когда это было?

– Ну всё, я тебе раз сказала, – поднатужилась она и еле вытолкала продолжающего упираться помощника за дверь. Затем поспешила запереться на все запоры и открыла пошире окно: пусть как следует проветрится.