Илья Бахмутский - Переплетение жизненных дорог

– Да я, если захочу, то найду, где взять. В моём старом дворе и в бывшей школе такие пацаны есть – всё, что угодно, достанут. И на тренировке тоже, бывает, приносят джинсы, пластинки и всякое такое…

Так, болтая и посматривая по сторонам, они медленно продвигались ко входу в кафе. Когда стоять оставалось уже всего ничего, увидели, как к концу очереди подходят девчонки из их же школы. Это была Ленка Гордеева из десятого и Таня Колесник из параллельного. Ленка была одна из ведущих школьных красавиц и вела себя соответственно своему статусу. Её уже интересовали мальчики постарше и повзрослее, желательно с деньгами и со средствами передвижения. Она собиралась поступать на иняз в университет, почти не сомневаясь в успехе (с папой-доцентом на одной из кафедр, ничем не запятнанной родословной и намечающейся серебряной медалью). Таня была внешне очень интересной девочкой, но как бы немножко не от мира сего, как бы вся в мечтах, в облаках, где-то далеко, в каком-то своём измерении, в придуманном мире. И когда существующая действительность в этот мир неожиданно вторгалась своим грубым, требующим внимания естеством, она вдруг обнаруживала себя то ли отвечающей урок у доски, то ли сидящей на концерте или в театре, а то и целующейся с кем-то из своих ухажёров, которые у неё тоже в последнее время не переводились. Единственное, что объединяло эти две такие разные личности, – это место жительства. Они жили в одном подъезде кирпичной девятиэтажки и знали друг друга с раннего детства… Шершень уже почти год был безответно влюблён в Таню, которая на все его попытки начать с ней встречаться отвечала неопределённо и с загадочной улыбкой. Вроде, с одной стороны, не лишая его надежды, и в то же время как бы говоря: «Подожди, Серёжа, ещё пока не время, но вот скоро уже, скоро, скоро, скоро…»

И от этих противоречивых, непонятных и труднообъяснимых намёков и сигналов, когда к неразделённости добавлялась неопределённость, Шершень ещё больше страдал, мучился и не находил себе места. И вот вдруг такая удача: объект любви, вожделений и ночных страданий сам идёт к тебе, когда ты владеешь ситуацией и контролируешь положение.

Селиванов с удивлением и вопросительным интересом посмотрел на прямо-таки засветившееся от счастья лицо Серёги и, проследив за направлением его взгляда, сразу всё понял. Его неразделённая любовь к Тане не была таким уж большим секретом для одноклассников. Он толкнул Шершня под руку и сказал:

– Давай быстрей тащи их сюда, пока они не стали спрашивать, кто последний, а то потом скандала не оберёшься.

Серёга тут же, будто бы очнувшись от наваждения, понёсся в конец очереди, крича:

– Таня, Лена, мы здесь! Ну где вы ходите? Мы вас уже больше часа ждём.

Лена тут же сообразила, в чём дело, и, таща за собой Таню, радостно улыбаясь и приветливо махая рукой, быстрым шагом пошла к ним навстречу.

– Да вот они мы, уже здесь, на комсомольском собрании задержались, как раз пионеров в комсомол принимали, только недавно закончили, – со свойственным ей юмором громко, на публику, отчиталась Гордеева. – А вы, мальчики, молодцы, что нас подождали, а то мороженого ужас как хочется после такого собрания…

Лена лихорадочно старалась сообразить, откуда она знает этих пацанов: вроде как мелькали эти лица в школьных коридорах, но как зовут и из каких они классов, вспомнить, конечно, не могла – не царское это дело всех помнить…

Помещение кафе было небольшое: десять столиков для сидения и пять – для получения удовольствия стоя, прилавок с застеклённой витриной с образцами блюд. Они заняли только что освободившийся столик, Селиванов остался держать места, а девочки и Серёжа стали в очередь. Посмотрев на цены, Шершень понял, что денег хватит только на две порции мороженого со сливками и со всеми присыпками и две чашки горячего шоколада. Девочки взяли почти то же самое, и они, сев за столик, начали с удовольствием поедать это сладкое изобилие. Компания, в которой был Хрон, сидела через два стола от них. Видно было, что им совсем не скучно – взрывы смеха и громкий разговор иногда перекрывали шум в зале. Это было и неудивительно: на столе стояли уже две пустые бутылки из-под шампанского, и компания, наверное, решила добавить – Хрон встал и начал пробираться к барной стойке, а от его стола кто-то крикнул:

– Лёха, пару салатиков фруктовых не забудь…

Проходя мимо, Хрон окинул оценивающим взглядом всех и всё, что было на столе, и сказал, глядя на Лену:

– Подойди завтра после второго урока, я взял то, что ты просила.

– Ой, спасибо, Лёшенька, всё фирменное, не фуфло?

– Ну ты же знаешь, фуфла не держим, – с достоинством ответил тот и, ещё раз оглядев их стол, спросил: – Может, вам орешков купить, чтобы было чем рот занять, а то, смотрю, заскучали что-то…

– Ой купи, купи орешков, Лёшенька, родной, а то шампусик закусить совсем уж не-е-че-ем, – плаксивым голосом запричитала Гордеева, тем самым как бы подтверждая фразу, как-то брошенную их учителем химии: «Тебе, Гордеева, не на иняз надо идти, а в театральный – в тебе актриса умереть может…» На что та мгновенно среагировала: «А я, Борис Иванович, после иняза обязательно в кружок запишусь, в театральный, и буду Мальчиша-Кибальчиша на английском играть, чтобы буржуины понимали, чем это всё для них закончится. А пока можно я буду химические реакции в лицах показывать?» – «Да показывай, как хочешь, только помни, что без пятёрки по химии тебе серебряной медали не видать…»

Ленка достала из сумки ещё трёшку и сказала:

– Серёжа, возьми салатик нам, ну хоть один на всех – всё будет лучше, чем совсем ничего.

Шершень пошёл к стойке и стал рядом с Хроном, ждущим, когда на него обратят внимание. Лёха, повернув к нему голову, хитро улыбнулся и спросил:

– А что, Серый, может, тебе денег занять? Девочек подпоишь, понт бросишь. Смотри, какой шампусик клёвый – «Мускатное Игристое»! Девочки после шампанского добрее становятся, глядишь, и тебе чего отломится…

– Да тут шампанское – двенадцать рублей бутылка…

– Вот и бери двадцатку, как раз на бутылку и на салатики хватит, а орешки – от нашего стола вашему. Но отдашь тридцать, через две недели, по пятнадцать в неделю. Хочешь?

Шершню до такой степени захотелось бросить понт, резко поднять свой авторитет в Таниных глазах… да и перед Гордеевой покрасоваться – совсем не последнее дело, тоже потом доброе слово о нём может молвить в высоких кругах… что он уже для себя решил: будь что будет, как-нибудь рассчитаюсь! Он часто-часто закивал головой, и Хрон, вытащив из кармана несколько купюр, незаметно сунул ему в руку, тем самым как бы давая понять, что девочки не узнают, откуда вдруг к Шершню приплыли деньги на такое праздничное, дорогое угощение. Серёжа повернулся и дал знак Вовику, чтобы тот подошёл. Селиванов, приблизившись к стойке, спросил: