Илья Бахмутский - Переплетение жизненных дорог

– Идите, тётя Оля, не волнуйтесь, я с него глаз не спущу, – сказал Мишка, кивая и не отрываясь от игры.

А в это время мимо их подворотни, направляясь к базару, шли толпой цыганки с детьми. И заскочили пацанята в подворотню, став лицом к стенке по малой нужде, а цыганки и двое цыганят постарше зашли во двор (знали, что там в дальнем конце есть уборная)… какие из цыганок туда пошли, а какие и по двору растеклись, присматривая, где что плохо лежит или, может, погадать кому или выпросить чего. Старая цыганка подошла к скамейке, где сидел Мишка, закурила и, присев рядом, тронула его за плечо.

– Ну что, сладкий, везёт тебе в карты?

– Да когда как. По средам везёт, по пятницам – не очень. Цыганка засмеялась хриплым прокуренным голосом и сказала:

– Дай, сладенький, бабушке денюжку, наворожу, каждый день везти будет, большие тыщи будешь выигрывать.

– Да откуда у меня деньги, бабуля? Сейчас каникулы, так и на завтраки даже не дают.

– Ну дай твою руку посмотрю, может, за так тебе поворожу…

Мишка протянул ей левую руку, не выпуская из правой карты. Она неожиданно крепкими для её возраста пальцами цепко схватилась за неё, и тут Мишку кто-то как будто толкнул в плечо: он повернул голову и с изумлением увидел, что коляска с ребёнком пуста, а рядом толстая цыганка уже заворачивает маленький белый свёрток во что-то цветасто-блестящее, типично цыганское, и ещё мгновение – и он навсегда исчезнет, затеряется, растворится в ворохе этих цветных платков, необъятных юбок, парчовых жакетов и шитых золотом шалей… Мишка дико закричал:

– Отдай ребёнка-а-а! – и рванулся к ней, но старуха крепко держала его руку. Тогда он со всей силы бросил карты ей в лицо, одновременно рванув руку, вывернулся и кинулся на цыганку, успев каким-то чудом ухватить край белого одеяльца. Цыганка, понимая, что уже ничего не получится, отпустила уже подавший голос свёрток и со злостью с размаху саданула Мишке кулаком в ухо, что-то гортанно крикнув по-своему.

Мишка упал, не выпуская из рук уже во весь голос кричащего Сашеньку. Через мгновение он уже был на ногах, намереваясь убежать и спрятаться в подъезде. Но тут острая боль огненной плетью хлестнула ему по животу – это подскочивший цыганёнок полоснул его сапожным ножом. Не успев толком осознать случившееся, он с ужасом увидел, как цыганёнок опять замахнулся с намерением полоснуть его по лицу, но тут что-то влепилось тому прямо в глаз, и он, жалобно вскрикнув, схватился двумя руками за лицо. Инстинктивно оглянувшись, Мишка увидел рыжего Севку, с которым он только что играл в карты и который с начала всей этой кутерьмы сидел с открытым от удивления ртом. И вот сейчас он стоял на столе с рогаткой в руке, куда деловито закладывал очередной камень. Тут подскочил второй цыганёнок с обломком доски в руке и ударил Мишку, целясь в лицо. Но тот успел увернуться, и удар пришёлся в плечо. В тот же момент Севка точно всадил камень циганёнку в ухо, секундой позже дико закричала соседская девчонка, только что вышедшая из дверей подъезда и на глазах которой развернулась эта скоротечная битва.

– А-а-а, ма-а-ма, Мишку уби-и-ли, – заверещала она пронзительным голосом.

Толстая цыганка, перекрывая этот шум, опять что-то громко крикнула по-своему и, схватив своих раненых пацанов, кинулась к выходу со двора. Остальные тётки бежали к подворотне, хватая по дороге в охапку своих детей, и через минуту во дворе остался только окровавленный Мишка с ребёнком на руках, Севка с заряженной, готовой к бою рогаткой и визжащая девчонка возле подъезда. Тут с треском отворилось окно на первом этаже и на подоконнике показался с топором в руках дядя Гриша, который вывалился во двор с криком:

– Всех, гады, щас порублю-ю-ю-ю! – и начал носиться туда-сюда, при этом крича: – Хто-о-о? Где-е-е? Выходи-и-и!

Из одежды на дяде Грише были только синие семейные трусы, и его нетвёрдый, заплетающийся бег, безумный взгляд, всклокоченные волосы – всё это придавало ему вид не столько страшный, сколько комичный. Наверное, вчера он принял столько, что проснуться на работу сегодня уже не мог, а разбудил его детский крик, и ключевым было слово – «убили». Контуженный в конце войны под Берлином, он часто неадекватно реагировал на какие-то отдельные слова или фразы. Но в данном случае его помощь очень бы пригодилась, не опоздай он на каких-то пару тройку минут.

Дверь подъезда широко распахнулась, и из него выскочила тётя Дуся, дяди Гришина жена.

– Стой-чертяка-старый-ты-кого-рубить-собрался-то-пор-отдай-говорила-хватит-пить-вчера-ты-ж-без-штанов-перед-людьми-срам-то-какой! – запричитала она, побежав за Гришей по двору. И тут же остановилась как вкопанная, наткнувшись взглядом на перепачканного кровью Мишку с ребёнком на руках. Она, бывшая фронтовая санитарка, повидавшая много крови на своём веку, бросилась к нему и, не задавая никаких вопросов, схватила свёрток с ребёнком и потащила Мишку к себе домой на перевязку.

Дядя Гриша, не найдя объекта для приложения своего топора, с досады смачно выругался, в сердцах плюнул и поплёлся за женой. За ними увязалась ещё перепуганная девчонка, и во дворе остался только Севка, который так и стоял на столе, соображая, куда бы побежать и кому рассказать обо всём произошедшем.

Тем временем из углового подъезда показались, весело болтая, Оля с беременной подругой и медленно пошли по направлению к столу, где стояла коляска и должны были сидеть ребята. Ольга, увидев, что коляска пуста, ошалело окинула взглядом двор и, не увидев ни Мишки, ни Сашеньки, побледнела и уже было открыла рот, чтобы закричать, но тут Севка, как бы предваряя её испуг, скороговоркой затараторил:

– Они здесь, они у тёти Дуси, она Мишку перевязывает. И Ольга, выхватив из всего предложения только «они здесь», кинулась со всех ног в седьмую квартиру к тёте Дусе.

…Ольгин муж – Витя Бык (это прозвище он получил далеко не случайно), грузчик с мясокомбината, – после всего услышанного молча открыл холодильник и выгреб из него всё, что там было (а было там очень даже много всего, особенно мясного), собрал все деньги, что были в доме, и пошёл к Мишке домой…

Позже Виктор сказал ребятам:

– Если вас кто из старших тронет – им головы поотбиваю, а с такими, как вы, сами разберётесь. Вы теперь прямо как пехота с артиллерийским прикрытием…

Пауза затягивалась. Вовик видел по лицу Мишани, что он о чём-то сосредоточенно думает, что-то прикидывает или просчитывает. И он терпеливо ждал, но услышал не то, что хотел, а то, что даже и предположить не мог…

– Заработать хочешь?

– А что делать надо? Я тут недавно подработал немножко: соседи переезжали, так попросили помочь – я пошёл, помог, так мне пятёрку дали. Перетащить что-нибудь или разгрузить?