Наталия Гилярова - Финтифля. Рассказы

Юля услышала шаги по ступеням – и затаила дыхание… Бывает, и на улице она услышит шаги за спиной, и тоже – замрет, затаит дыхание… Вдруг это чудо… Оглянется – ворона или воробей топает… И ругает себя: глупо мечтать, когда уже взрослая, жизнь отлита, как ни на что не годная пластмассовая закорюка, нечему меняться и нет пространства для перемен, живешь в синтетическом лесу, мир нелеп и жесток, чудес не бывает…

И она обращается к вымышленному Разумному: «Что делать в такой безысходности? Ведь я сама не знаю, и не могу этого знать… А ты бы подсказал мне… Но ты не существуешь… А мне невыносимо в этой драной шкуре! Хочется бежать, куда глаза глядят… Может быть там, за горизонтом, меня подлатают…».

Шаги были бабушкины.

– Я не рано, все ушли? И посуду уже помыла? Взрослеешь!

Зарычал телевизор. Внучка углубилась в свой серый пружинистый диван, замотавшись пледом. Совсем не видима для нее, в другом пространстве… С ней в одном – страшно более всего потому что она все знает о жизни. В том значении этого слова, которым пугают детей: «Много будешь знать, скоро состаришься!», и все еще можно испугать Юлю. Даже если ничто от жизни не запечатано внутрь бабушки, все наслоилось снаружи – обозначилось, отложилось – дряблыми морщинами, бородавками, восковыми мешками. И когда бабушка проходит мимо, жизнь ухмыляется.

Разумно было бы человеку появляться на свет немощным и сморщенным, а потом постепенно разглаживаться, хорошеть, оживать – прилаживаться к жизни, проникаться ею, напитываться. Но время – это когда все наоборот. Резвость и гладкость даются впустую, а старость – поперек жизни, ухмылкой. И зачем человека мучить, если жизнь его все равно такая маленькая?

Чай с гвоздикой, как и плед, защищает от бабушки. «Она гвоздику не любит, значит, я не такая как она, и, может быть, не буду такой старой». «И ромашки бабушка цветами не считает – она другая, другая. И ничего не знает обо мне».

На следующий день, поднявшись на свой киноиндустриальный этаж, едва выйдя из лифта, Юля ощутила запах полыни – говорящий, лезущий в душу. Такой неожиданный здесь, в синтетическом мире. И увидела Олесю. Та, прислонившись к стене, выдувала пузырь из жвачки. Ее задорные кудряшки обрамляли милое личико. И Юля отчего-то не испугалась Олесю. Не пошатнулась, не схватилась руками за притолоку или воздух! Она чувствовала себя храброй, как в детстве! Олеся радостно улыбнулась Юле, подошла к ней, взяла за руку – как будто ждала.

– Вчера был день твоего рождения. И мы придумали для тебя подарок. Задержались после работы, думали всем цехом, и придумали! Князь выпросил для тебя путевку. Он сказал: невозможно жалко смотреть, как Юлина шкурка истончается. Пусть она погуляет, подышит пусть. Ты едешь в дом отдыха!

И Олеся протянула четвертушкой сложенную бумагу – теплую и надежную на ощупь, пушистую и тактильно приятную.

– Вот оно что…

Как под тупым ножом помидорный сок из помидорного плода, неуправляемо брызнули слезы из Юлиных глаз. Юлю, ассистентку художника, ждал тот самый автобус, бархатный изнутри. Она отправлялась в края отдыха. Никогда еще ассистентки художников не поднимались в этот автобус. Всю дорогу Юля плакала, это было светлые очистительные слезы благодарности, смывавшие пыль с ее глаз. И паутину, и ржавчину, и всю грязь.

В том же автобусе ехал и Сенька, лайзин сын. Порывистый ребенок с рюкзачком за плечами и мячом в руках. Он совершенно не выглядел больным, напротив, так и лучился энергией и любопытством. А самое удивительное, что Юля его не боялась.

Дорогой она вспомнила историю Железного Дровосека, который отрицал деревья, рубил их, это тоже было его работой… Потом он оказался искалеченным, и ему сделали железное тело. Может быть, и ее починят?

Вскоре Юля и Сенька оказались в толпе настоящих деревьев. На лужайке пахло полынью. Кузнечики существовали, как сто лет назад, и стрекотали. Они даже не заметили, что Юли какое-то время не было с ними… А может быть, она никуда и не пропадала? Никогда не отрицала деревья? В синтетическом лесу не бывала, не видела, не трогала нежить? Жила мирно – дышала, смотрела, слушала. На Карнавале с Олесей была – а потом больше ничего не было. Киноиндустрии нет на свете. И оборотней никогда не было на свете, и болезней, и старости.

Солнце, трава. У озерца слышно настоящее кваканье, запах горячей тины. Юля метнулась в ту сторону, примостилась над водой и вдыхала, закрыв глаза, пока не внушила себе, что она – вроде лягушки, что действительно находится в этом лесу, а не в том.

Сенька сразу же скрылся из виду. Слышался только далекий звон мяча.

Посидев на бережку достаточно, чтобы стряхнуть с себя первую усталость, Юля достала плотную бумагу—путевку, прочитала, что ее номер второй, и отправилась искать это место. Номером оказался маленький отдельный домик с крылечком. В симпатичной деревянной двери торчал ключ. Юля повернула ключ и вошла. Там все было новое, дышащее свежестью. Матово желтые стены еще слегка пахли краской. А на свежевыструганных досках пола даже осталось пятнышко этой краски, и сияло. Вангоговская кровать застелена уютным покрывалом. Кто—то красил, убирал к ее приезду! И даже выставил на столик пакет виноградного сока и сияющий чистотой стакан. Окно распахнуто, но и за пределами комнаты все спокойно, не жестко, небо мягкое, как цветная сметана, и запах полыни. Казалось, Разумный побывал здесь, нарисовал это небо, приготовил эту комнату…

Юля вышла из домика, чтобы еще раз испытать мягкое заоконное пространство. Пряные запахи трав, млеющих на солнце. Песчинки дорожки переливаются, как драгоценности. Сейчас бы яблочко… Она увидела яблоню с плодами именно той спелости, какую вообразила. Чудеса! Шутка подсознания? Допустим, она увидела яблоки сначала не настоящими глазами, а, к примеру, глазами желудка. Они запечатлелись в мозгу, и она о них размечталась. А потом уже увидела настоящими глазами настоящие яблоки и удивилась. Может быть, она уже видела и Разумного другими глазами? А вовсе его не выдумала?

Они с Сенькой отправились на ужин в чудесный павильончик, увитый девичьим виноградом и какими-то яркими цветами. Столик был накрыт, но никого не видно. Такими купеческая дочь из сказки об «Аленьком цветочке», увидела владения сакрального Чудища. Наверное, сказочная девушка себя чувствовала так же, как Юля теперь. Окруженной заботой. И даже любовью.

– Кто все это делает, накрывает нам стол? Почему никого не видно?

– А, это персонал. Клавдия Ивановна. Я ее видел.

– Какая милая, должно быть, эта Клавдия Ивановна! А другие отдыхающие здесь есть, кроме нас двоих? Не замечал кого-нибудь?

– Этот Дом Отдыха ремонтировали. Или будут ремонтировать. В общем, только два номера у них в порядке. Так что никого больше нет.